Юрий Тубольцев - Катон

Он собрал своих помощников и, сказав им, что после отступления Помпея дело обороны Сицилии лишено перспективы, приказал готовиться к переправе на Балканы. Сицилийцев Катон призвал покориться судьбе и, не усугубляя беды Отечества напрасными жертвами, терпеливо ждать, когда участь государства решится на главной арене гражданской войны. Самому Азинию Поллиону он при личной встрече заявил, что отдает ему провинцию без боя, а потому по закону международного права и совести требует от него миролюбивого отношения к местному населению. "Будь спокоен, Порций, мы сейчас воюем милосердием", - с усмешкой процитировал в ответ своего господина Поллион.

Так Катон покинул Сицилию и прибыл в лагерь Помпея в Македонии. Многие сенаторы осудили его за этот поступок, причем особенно категоричны оказались те из них, кто остался в Италии и заигрывал с клевретами Цезаря. Источал возмущение невоинственностью Катона и Цицерон, в ранге проконсула в окружении ликторов и с лавром на фасцах прятавшийся под Капуей и от Помпея, и от Цезаря и обменивающийся любезными письмами со своим будущим убийцей Марком Антонием, оставленным завоевателем Италии в качестве наместника покоренной страны. Увы, успех Цезаря стал тяжелым ударом для Цицерона, и от этого удара его принципиальность снова дала трещину. Он не подчинился Помпею и не последовал за ним в Эпир. Находясь фактически в стане врага, Цицерон вел мысленный судебный процесс с совестью, и в свете этого поединка трудный с моральной точки зрения поступок Катона представлялся ему косвенным оправдательным доводом в свою пользу, потому и вызвал у него приступ злорадства.

Однако сам Помпей встретил Катона хорошо. Он был рад увидеть человека, по-настоящему болеющего за дело. В лагере императора собралось более двухсот сенаторов, в основном, высших рангов. Этот цвет Палатина регулярно сходился в шатре полководца и проводил нечто вроде сенатских заседаний. Эти люди называли себя советом трехсот (число триста соответствовало римской традиции), поскольку, будучи в эмиграции, юридически не могли именоваться сенатом. Все они были речисты, артистичны и амбициозны, все они дни напролет метали громы, однако без молний, ибо не могли высечь из своих размякших от роскоши и безделья душ даже искры. Они производили много шума, суеты и язвительного пессимизма, чем создавали в лагере гнилостную атмосферу, губительную для всякой честной идеи и мысли. Катон же в этих условиях воспринимался как кусок чистого льда в душный день.

Впервые Помпей искренне обрадовался Марку. Относительно Сицилии он сказал, что в сложившейся ситуации Катон поступил правильно. "Нам теперь не до Сицилии или Сардинии, - пояснил он, - наша главная задача - собрать боеспособное войско и обустроить ему удобную арену для широкомасштабных действий". С этими словами император повел Катона по лагерю, показывая и рассказывая, что ему удалось сделать в этом направлении, а чего следовало добиваться в ближайшее время. "Испанский корпус - крепкий орешек, - продолжал он, - и Цезарь изрядно пообломает об него свои хищные зубы. Он надолго увязнет в Испании и, даже если победит там, проиграет здесь, потому как за это время мы создадим силу, способную одолеть его свирепых варваров. Исход войны решают не только легионы, дорогой Марк, как ты, конечно же, знаешь. Битвы и победы - лишь сияющие сквозь дымку веков снежные пики горных хребтов, но сами эти горы воздвигнуты многодневными будничными трудами воинов, моряков, военных строителей, корпораций изготовителей и поставщиков оружия, снаряжения и провианта, в их основании лежат перемещения гигантских масс людей, флотов, обозов, а также дипломатия, идеология, пропаганда. И все это движение выражает мысль и волю одного конструктора - полководца. Война - это поединок двух миров, двух цивилизаций, каждая из которых порождена своим создателем, своим творцом. Каждый из них громоздит горы человеческого материала, словно осадные насыпи у городских стен, стремясь в решающий момент оказаться выше противника, обосноваться на более выгодной позиции, чтобы обрушиться на него сверху, с высот своих укреплений и низринуть его в пропасть небытия".

"Все это так, - подтвердил Катон, - только хочу заметить тебе, Гней Помпей, что те ослепительные снега на вершинах побед, восхищающие потомков, покрывают горы трупов. И одно дело - воздвигать трофей над трупами врагов, иное - над телами сограждан. Гражданская война - это не битва за победу, а только борьба за выздоровление тяжелобольного народа. Сципион Эмилиан говорил: "Хороший полководец, как хороший врач, берется за клинок лишь в крайнем случае". Сейчас особенно уместно вспомнить эти слова. Любое сражение в наших условиях одновременно с победой принесет и поражение. Поэтому нам следует всячески избегать встречи с неприятелем на поле боя, нужно воевать с ним стратегически, а не тактически".

Помпей несколько замешкался, выбитый из колеи рассуждений словами Катона, как бывало у него всегда при общении с этим человеком. Правда, в данном случае он в принципе был согласен с Катоном, но все же мысль собеседника показалась ему чуждой и почти враждебной. Дело в том, что Помпей и Катон пришли к одному выводу о стратегии, исходя из противоположных посылок: коллективизма и индивидуализма. Катон не отделял себя от своего народа и гибель каждого гражданина считал потерей части самого себя. Помпею тоже было жаль римлян, но в первую очередь он думал о своей победе и стремился к затягиванию войны, сознавая, что войско Цезаря качественно превосходит его собственное.

Наконец император понял, что логического, формального противоречия в их позициях нет, и заверил Катона в том, что придерживается аналогичного взгляда на ведение кампании.

"Конечно, Цезарь немало преуспел за эти полгода, - вернулся он к прежнему рассуждению, но и мы не сидели сложа руки. Наши дела не так громки, как его бряцанье оружием, но не менее значительны. Практически из ничего, не имея ни людей, ни денег, я создал армию, оснастил ее сетью материального обеспечения по всему Эпиру и Македонии. Я сделал эту землю нашей, и, придя сюда, Цезарь окажется во враждебной ему стране, отрезанный от своих тылов. Это добытое нами стратегическое преимущество позволит нам компенсировать его превосходство в качестве самих легионов. Цезарь силен в походе и на поле боя, но зато я кое-чего стою как конструктор. Так что смотри в будущее с оптимизмом, дорогой Марк. Единственное, что мне досаждает, так это словоблудие твоих коллег, сенаторов. Их болтовня, их злоба и ядовитый пессимизм - тяжкие кандалы на моих ногах. Эти люди не позволили мне организовать сопротивление врагу в Италии и продолжают мешать мне здесь".