Патрик Рамбо - Битва

— Он будет переброшен через Дунай, потому что вы так решили, сир, — ответил Лежон.

— Bene! В пятницу на остров высадятся вольтижеры Молитора и очистят его от кучки австрийских болванов, которые все еще стоят там лагерем. Позаботьтесь, чтобы хватило лодок. Тем временем из материалов, которые вы перебросите в Бредорф...

— Эберсдорф, сир, — поправил Бертье.

— Черт бы вас побрал, Бертье! Разве я интересовался вашим мнением? О чем это я говорил?

— Вы говорили о материалах для строительства моста, сир.

— Si! Вы незамедлительно наводите переправу через больший рукав реки и соединяете Лобау с нашим берегом. Как только мост будет готов, кавалеристы Ласалля двинутся на помощь людям Молитора, вместе они переправятся на левый берег и займут две деревни.

— Эсслинг и Асперн.

— Если вам так угодно, Бертье! К субботнему вечеру и большой мост, и тот, что соединит остров с левым берегом, должны быть готовы.

— Все будет сделано, сир.

— В воскресенье наши войска на рассвете возьмут эти ваши проклятые деревни, закрепятся там и будут ждать дальнейших приказов. Эрцгерцог заметит нас и зашевелится. Он посчитает, что я окончательно рехнулся, загнав свои войска в реку, и пойдет в атаку. Массена встретит его артиллерийским огнем. Вы, Бертье, совместно с Данном, Ласаллем [43] Антуан Шарль Луи Ласалль (1775-1809) — французский кавалерийский генерал, участник Наполеоновских войн. Храбрый до самозабвения, решительный, обладавший необыкновенным глазомером и быстротой, великолепный авангардный начальник, решавшийся на самые отчаянные предприятия, Ласалль в то же время умел высоко ценить жизнь своих подчиненных и братской заботливостью о них снискал их глубокую любовь и уважение. и д’Эспанем [44] Жан-Луи Брижит д’Эспань (1769-1809) — дивизионный генерал (с 1 февраля 1805 г.). 11 июля 1807 года вошел в когорту Высших офицеров ордена Почетного легиона. Весной 1808 г. Наполеон возвел его в графское достоинство с правом передачи титула по наследству и наделил майоратными имениями в Пруссии. Погиб 21 мая 1809 г. в сражении у деревни Эсслинг. контратакуете центр австрийцев и расчленяете их боевые порядки. Тогда Даву со своим резервом перейдет на левый берег по большому мосту, соединится с вашими войсками, и мы разгромим этих coglioni!

— Да будет так, ваше величество.

— Так и будет. Я это вижу и я так хочу. Вы не согласны, Лежон?

— Я слушаю вас, сир, а слушая вас, я учусь.

Император звонко хлопнул его по щеке в знак того, что доволен ответом, хотя ни в коей мере не обольщался по поводу его искренности. Он ненавидел фамильярность и советы. От своих офицеров, так же, как от придворных льстецов, Бонапарт требовал лишь молчаливого подчинения. Ланн и Ожеро были, пожалуй, единственными, кто осмеливался говорить ему правду в глаза. Наполеон сформировал свой двор из фальшивых принцев и придуманных герцогов — людей компрометированных, грубых, двуличных. От них он требовал лишь почтительных поклонов и раболепия, что компенсировал замками, титулами и золотом.

У двери кабинета с ноги на ногу переминался Констан, и Наполеон, наконец, обратил на него внимание.

— Что это за новый танец, месье Констан? — брюзгливо проворчал он.

— Сир, прибыла мадемуазель Краус...

— Пусть раздевается и ждет меня.

Услышав имя, Лежон едва не упал в обморок. Что? Анна в Шенбрунне? Она собирается провести ночь в постели императора? Нет. Это просто немыслимо. На нее совершенно не похоже. Лежон посмотрел на государя: доев цыпленка, тот вытирал жирные пальцы и губы тяжелой бархатной портьерой. Что он мог предпринять? Ничего. Когда Наполеон небрежным взмахом руки отослал его и Бертье, как последних лакеев, полковник поспешил обратиться к своему начальнику с просьбой отпустить его в Вену.

— Поезжайте, друг мой, — по-отечески ответил Бертье. — Отдохните, как следует, но не растрачивайте силы попусту, они нам еще понадобятся.

Лежон отдал честь и торопливо удалился. Стоя у окна, Бертье видел, как полковник вскочил в седло и с места пустил лошадь в галоп. «Доживем ли мы до следующей недели?» — грустно подумал генерал-майор.

Лежон вихрем домчался до розового дома на Йордангассе. Бросив поводья, он ринулся на третий этаж, где находились покои Анны Краусс, без стука вошел в спальню и, затаив дыхание, на цыпочках подошел к кровати в форме саркофага. Анна безмятежно спала, освещенная узким серпиком луны, и, казалось, на ее губах застыла легкая, едва заметная улыбка. Луи-Франсуа прислушался к ровному дыханию девушки. Она вздохнула во сне, слегка потянулась, но глаз не открыла. Лежон придвинул к кровати стул и присел, с волнением наблюдая за спящей красавицей. Позже он узнал, что барышню, посещавшую императора, звали Ева, и в ее фамилии было на одну букву «с» меньше. Приемная дочь одного из офицеров интендантской службы, она привлекла внимание императора во время смотра на дворцовой площади: среди женщин в ярких платьях она одна была одета в черное, словно предвестница грядущего несчастья.

Анри тоже никак не удавалось заснуть; комнату на постоялом дворе в пригороде он делил со своим сослуживцем, а тот ужасно храпел во сне. Поэтому Анри зажег свечу и принялся укладывать свои вещи в кожаный баул, готовясь к завтрашнему переезду. Он листал каждую книгу, прежде чем положить ее на место, и его взгляд упал на случайно открывшуюся страницу «Кораблекрушения» Альберти: «Мы не знали, куда нас несет в бескрайних просторах моря, но уже то, что мы могли дышать, не захлебываясь водой, казалось нам настоящим чудом». Строки, написанные в эпоху Возрождения, полностью соответствовали его нынешнему состоянию... За окном уже брезжил рассвет, когда Анри, не раздеваясь, вытянулся на своей постели и заснул с мечтой о нежной и прекрасной Анне Краусс.

Было тепло, солнечно, и в воздухе витал сладковатый аромат акаций. В эту субботу, в канун троицына дня, вольтижер Паради отдыхал на берегу острова Лобау. Мундир он аккуратно разложил на земле, рядом поставил кивер с желто-зеленым султаном и ранец, а остальную амуницию свалил в кучу; шинель, свернутая в скатку, служила ему подушкой. Этот рослый рыжеволосый парень крестьянской наружности был еще совсем молод — под носом едва пробивался темный пушок; в его больших ладонях ручки плуга выглядели бы куда уместнее, чем ружье. Раньше он пользовался им только для того, чтобы отпугивать волков. Сейчас у солдата на уме была лишь одна мысль: как дезертировать до начала жатвы и вернуться домой, где от него было бы куда больше пользы. Вот только как это устроить накануне предстоящих сражений? Через месяц надо будет косить овес, а в августе поспеет пшеница; отец в одиночку ни за что не справится, а старший брат не вернулся с войны. Паради жевал травинку и думал, что не успел даже потратить флорины, которые заработал вчера вечером в Вене, присматривая за лошадями Эдмона Перигора. Вдруг, как по команде, стих щебет птиц. Юноша приподнялся на локтях и глянул поверх высокой травы: 4-й армейский корпус маршала Массены переходил через Дунай по большому мосту — саперы закончили свою работу ровно в полдень. Теперь был слышен только топот тысяч ног, гулко шагавших по деревянному настилу. Саперы в легких неустойчивых лодках, для страховки привязанные к ним веревками, баграми и веслами расталкивали плывущие в воде бревна, чтобы они ненароком не пообрывали пеньковые якорные тросы, державшие мост на месте. Дунай ярился. Позавчера ночью батальон вольтижера Паради форсировал бурную реку на длинных лодках и плотах. Высадка на остров произошла внезапно и имела целью выбить с него сотню австрийцев, оставленных там в качестве дозора. После непродолжительной перестрелки и короткой рукопашной, завязавшейся в прибрежных зарослях, остров перешел в руки французов. Пленных было мало: попались лишь те немногие, кто заблудился в темноте, большинству удалось сбежать...