Патрик Рамбо - Битва

— Неужели это зрелище будет преследовать меня повсюду?

Один из солдат вернул шинель на место. Маршал в ярости отстегнул шпагу и швырнул ее на землю.

— Ааааааа! — хрипло завопил он, срывая голос, захлебнулся собственным криком и, сделав несколько шагов на подкашивающихся ногах, обессилено опустился на обочину дороги. Обхватив голову руками, Ланн отсутствующим взглядом уставился в пыльную траву. Солдаты унесли труп Пузе, и маршал остался один. Время от времени громыхали одиночные пушечные выстрелы.

Неподалеку в мощеную камнем дорогу врезалось небольшое трехфунтовое ядро и рикошетом угодило Ланну в колено. От шока тот сначала ничего не понял, попытался встать, но потерял равновесие и с проклятиями рухнул в траву. Все это произошло на глазах у находившегося рядом Марбо, и адъютант, прихрамывая, заторопился на помощь своему командиру.

— Марбо! Помогите мне встать!

Адъютант приподнял маршала, но тот снова упал: разбитое колено его не держало. Марбо закричал, и на его зов со всех сторон стали сбегаться солдаты. Совместными усилиями маршала подняли и понесли. Идти своими ногами он не мог. Раненый не жаловался, но его лицо стало белее мела. Шальное ядро раздробило ему левый коленный сустав и повредило правую ногу. Однако через несколько метров носильщикам пришлось остановиться: малейшее движение вызывало у маршала невыносимую боль. Марбо помчался на поиски какой-нибудь повозки или носилок — всего, что можно было бы использовать для транспортировки раненого. На глаза ему попались гренадеры, которые несли труп генерала Пузе.

— Отдайте мне шинель, быстро! Она ему больше не нужна!

Но когда он вернулся к Ланну с окровавленной шинелью, маршал узнал ее и твердо заявил:

— Это шинель моего друга! Верните ему! А меня тащите, как сможете.

Марбо обернулся к сбежавшимся гренадерам и кирасирам:

— Найдите пару жердей, нарубите веток и сделайте носилки! Быстро!

Солдаты с обнаженными саблями бросились к ближайшим деревьям, и вскоре импровизированные носилки были готовы. Со всеми предосторожностями Ланна доставили в полевой госпиталь Гвардии, где священнодействовали доктор Ларрей [93] Доминик Жан Ларрей (1766-1842) — главный полевой хирург французской армии, участвовавший во всех военных кампаниях Наполеона I; один из основоположников полевой хирургии, доктор медицины (1803), член Национальной академии медицины (1820) и Парижской академии наук (1829), барон Империи. Ларрей сделал для военной медицины больше, чем кто-либо другой: он провел полную реорганизацию эвакуации раненых с поля боя и системы их лечения. За эту деятельность его заслуженно стали называть отцом «скорой помощи». и его двое именитых коллег Иванн и Берте. Пока врачи перевязывали маршалу правое бедро, тот требовал:

— Ларрей, осмотрите также рану Марбо...

— Непременно, ваше превосходительство.

— Этому офицеру уделили мало внимания, и его состояние меня беспокоит.

— Я лично займусь им, ваше превосходительство.

После осмотра ран маршала Ланна, врачи отошли в сторонку, чтобы обсудить дальнейшие действия и план лечения:

— Пульс очень слабый...

— Коленный сустав правой ноги не задет, господа.

— Зато левый раздроблен почти полностью...

— И артерия перебита.

— Господа, — вздохнул Ларрей, — я считаю, что левую ногу надо ампутировать.

— При такой жаре? — с сомнением произнес Иванн. — Это было бы неразумно!

— Увы! — покачал головой Берте. — Уважаемый коллега прав. Что касается меня, то я настаиваю на ампутации обеих ног.

— Вы сошли с ума!

— Режем!

— Повторяю, господа, вы сошли с ума! Я хорошо знаю маршала, у него достаточно сил, чтобы поправиться без ампутации!

— Мы тоже знаем маршала, дорогой коллега. Вы видели его глаза?

— А что с ними?

— Они полны печали. Человек теряет силы.

— Господа, — подвел итог доктор Ларрей, — обращаю ваше внимание на то, что начальником этого полевого госпиталя являюсь я, и окончательное решение остается за мной. Мы ампутируем левую ногу.

Когда Эдмон де Перигор прибыл на бивак Старой гвардии, разбитый между малым мостом и черепичным заводиком, занятым под штаб, генерал Дорсенн проводил очередной смотр своим гренадерам. Он добивался от них безукоризненной выправки и чистоты. Его опытный глаз замечал пылинки на рукаве, недостаточно белую перевязь, плохо закрученный ус или слабо зашнурованные гамаши. В казарме генерал задирал на солдатах жилеты, чтобы проверить чистоту рубах. Он считал, что на войну надо идти, как на бал. Но следует признать очевидное: к собственному внешнему виду генерал относился с не меньшей требовательностью; он следил за собой так, словно вся его жизнь проходила перед зеркалами. По мнению женщин, Дорсенн был красив. Им нравились его черные вьющиеся волосы, бледный цвет кожи, тонкие черты лица. При дворе о нем ходили самые разные слухи, ни для кого не были секретом его шуры-муры с восхитительной мадам д’Орсе, супругой известного денди, о которой министр Фуше [94] Жозеф Фуше, герцог Отрантский (1759-1820) — французский политический и государственный деятель, при Наполеоне занимал пост министра полиции. так любил рассказывать непристойные анекдоты. Перигор, несмотря на свою молодость, вел светский образ жизни и часто встречался с Дорсенном в театре или на концертах во дворце Тюильри. В отличие от большинства военных, оба с непринужденностью носили шелковые чулки и туфли с пряжками или же щеголяли в экстравагантной униформе, чтобы привлечь внимание придворных дам. И тот, и другой отличались неподдельным мужеством и любили выставлять его напоказ. По этой причине их поведение считали вызывающим, у многих они вызывали с трудом скрываемое раздражение.

— Господин генерал Гвардии, — учтиво поклонился Перигор, — его величество просит вас выйти на передовую.

— Чудесно! — ответил Дорсенн, натягивая белоснежные перчатки.

— Вам назначены позиции справа от кирасиров маршала Бессьера.

— Отлично! Считайте, что мы уже там!

Дорсенн стремительно взлетел в седло, отдал короткий приказ, и императорская Гвардия, всколыхнувшись, тронулась с места с музыкой и развернутыми знаменами, словно отправлялась не на войну, а на парад. Перигор полюбовался прохождением гвардейцев и, нигде не задерживаясь, поскакал докладывать Бертье о выполнении приказа.

С появлением на поле боя меховых шапок Гвардии австрийские пушки ненадолго замолчали, потом стрельба возобновилась с новой силой. Генерал Дорсенн лично контролировал построение своих гренадеров, выстроившихся в три ряда на краю равнины, которая за их спинами начинала полого спускаться к Дунаю. Сидя на лошади спиной к неприятелю, генерал следил за плотностью строя и его, казалось, совершенно не беспокоили пушки и пехота эрцгерцога. Когда ядро вырывало из строя одного из солдат, он командовал, сложив руки на луке седла: