Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

— Ну что, продолжим или поговорим?

Фетисенко молчал, широко раскрыв глаза.

— Договоримся так, — предложил Безруков, — согласишься подписать — поднимай ногу, можешь обе. Но мой совет — не испытывай судьбу. Впереди у тебя немало испытаний, поэтому береги здоровье. Средство, которое я вынужден применить, очень жестокое. Будешь упрямиться — сожжешь носоглотку, угробишь легкие и тогда тебе даже признание не поможет. Сдохнешь в великих муках. Итак?

Фетисенко отрицательно качнул головой, все еще надеясь на милосердие. Зря надеялся. Безруков брызнул на повязку из пузырька. Фетисенко задержал дыхание, но изнемогая, вдохнул всей грудью, дернулся, словно через него пропустили электрический ток, и… поднял ногу.

Практикант торопливо сорвал с головы повязку.

— Повторим? — спросил Безруков, ласково улыбаясь.

— Не надо. Будьте вы трижды прокляты!

— Ну вот, ты уже и обиделся. А я предупреждал.

Фетисенко зашелся в кашле. Безруков позволил ему отдышаться, затем положил перед ним отпечатанный протокол:

— Подписывай.

Через неделю сломался Матюта. С облезлой кожей вокруг носа и рта, с воспаленной, покрытой волдырями слизистой на губах, он сидел за столом, старчески сгорбленный, и, тяжело дыша, давал собственноручные показания.

— Основной упор делай на Осипова и Литвинова, — поучал Сербинов, который присутствовал при допросе. — Проводя троцкистскую линию в кадровой работе, они засоряли руководящий состав чуждыми элементами — своими единомышленниками, исключали из партии преданных ей людей, ну и так далее, не мне тебя учить. Вы их вражеские установки выполняли неосознанно, так и пишите. Укажите, что обращались со своими сомнениями к Кравцову и Марчуку, которые, как оказалось, были с ними одного поля ягоды. Понимаешь? И держись этой позиции до конца. Начнешь вилять — плохо кончишь.

Вечером открылось совместное заседание палат. Появление в зале Сталина в сопровождении Молотова, Калинина, Кагановича, Ворошилова, Микояна, Андреева, Жданова, Ежова и Хрущева депутаты встретили ликованием. Гремели аплодисменты, провозглашались здравицы, раздавались истерические выкрики… Малкин смотрел на Сталина во все глаза. В какие-то моменты ему казалось, что взгляды их перекрещивались, и тогда ему становилось не по себе, и он начинал рукоплескать неистово, а те, кто стоял радом, тоже рукоплескали и во все глаза смотрели на вождя, широко улыбались и что-то кричали, захлебываясь от восторга.

Стоявшая радом с Малкиным знатная трактористка, казачка, орденоноска, комсомолка, так, по крайней мере, было записано в ее досье, сделав несколько попыток перекричать бушевавший зал, выбрала, наконец, удачный момент и с уличным визгом крикнула: «Ура товарищу Сталину!» Взвизгнула и, безумно хихикнув, задергалась в конвульсиях рукоплесканий. Разноголосый хор «народных» избранников подхватил этот визг и троекратно прокричал «ура!»

— Да здравствует наш вождь и учитель товарищ Сталин! — неслось из зала.

— Нашей путеводной звезде, нашему солнцу, гению человечества ура! — все надрывно кричат «ура!» и рукоплещут неистово, в кровь разбивая ладони.

Малкин неотрывно смотрит на вождя. Странно: такой маленький и такой великий. И все его окружение как на подбор: или вровень с ним, или чуть пониже. Случайность? Или маленький рост — признак гениальности? А может, это свойство их — рваться к власти, чтобы, пользуясь ею безраздельно, компенсировать свои физические недостатки? Он вспомнил и перебрал в памяти своих низкорослых коллег: все они властны, злобны и мстительны…

Правая рука Сталина все реже ложится на почти неподвижную левую, и вот она на мгновение зависла в воздухе, потянулась к залу выпяченной ладонью и, слегка качнувшись влево, резко, ребром, ушла вправо, вниз. Аплодисменты мгновенно смолкли, изнуренные депутаты шумно попадали в кресла. Эйфория прошла — началась работа.

С докладом о едином государственном бюджете выступил нарком финансов Зверев.

— Обсуждение депутатами Верховного Совета Союза ССР бюджета Советского Союза на тысяча девятьсот тридцать восьмой год, — произнес он, не глядя в лежащий перед глазами текст доклада, — происходит в обстановке огромного политического и хозяйственного подъема в нашей стране.

Как часто заключительная часть этой фразы звучала с трибун разного уровня! Кочуя из доклада в доклад, она, вероятно, призвана была с самого начала настроить тех, кому адресовалась, на понимание значительности момента и всего того, что будет сказано ниже. Малкин впервые услышал ее от Ежова на одном из важных всесоюзных совещаний, проходивших в наркомате внутренних дел, и с тех пор тоже неизменно начинал свои доклады и выступления словами: «Наше совещание (собрание, заседание) проходит в обстановке огромного политического и хозяйственного подъема…», а однажды» почувствовав в них изначальную фальшь, сразу и наотрез от них отказался. Сейчас, услышав избитую фразу из уст наркома финансов, брезгливо поморщился. Личность наркома приобрела в его глазах серый оттенок и стала неинтересной. Он снова стал рассматривать Сталина. Раньше ему неоднократно доводилось видеть его в Сочи. Но то был «домашний» Сталин — невысокий, коренастый, со смуглым, испорченным оспой лицом и крупным носом, длиннорукий, медлительный. Там он не оставлял впечатления ни великого, ни мудрого, хотя в глазах светились и ум, и простота, и любопытство. Он не был похож ни на того Сталина, что запомнился по кадрам кинохроники, ни на того, которого видел сейчас.

Френч военного покроя со стоячим воротником и с накладными карманами придавал ему жесткость и значительность. В острых, пронзительных глазах, в посадке и поворотах головы, в хищном, высветленном ярким электрическим светом носу, было что-то магнетизирующее, подавляющее волю, заставляющее сидеть неподвижно, вжавшись в кресло.

Л Зверев поражал депутатов цифрами. Многочисленные статистические выкладки золотым дождем сыпались на заурядные депутатские головы, демонстрируя выдающиеся успехи социалистической экономики. Были, конечно, и негативные моменты, обусловленные непрекращающимися вылазками врагов, и выражались они, прежде всего, в том, что «несмотря на превышение доходов над расходами, план доходов по налогу с оборота, отчислениям от прибылей, государственным займам и налогам с населения оказался недовыполненным. Объясняется это, с одной стороны, невыполнением отдельными отраслями народного хозяйства своих производственных планов, а с другой стороны — слабой работой финансового аппарата и тем вредительством (тут Малкин стал лихорадочно записывать), которое имело место в финансовой системе».