Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

— Ты не в счет. На твоем месте и нужен был чужак. Как-никак карающий меч. Я вот об этих созидателях. Прислали Осокина для укрепления, так сказать. Наломал дров — сняли, прислали Гутмана. Наверняка будут рекомендовать Первым. Помяни мое слово: не успеет освоиться — сменят. И присылают — один другого хлеще. Болтать умеют, этого у них не отберешь. Дело делать некому.

Малкин согласно кивнул. Верно говорит начальник рабоче-крестьянской милиции. Есть в стране такая глупая практика: сочинцев, краснодарцев, ростовчан выдвигают на руководящие должности в другие города, оттуда присылают не лучших. Мечется по стране рать неприкаянных «специалистов» в надежде прижиться на одном месте, обрасти мохом, а их опять в прорыв или того хуже — на парашу.

Гутман, неистово жестикулируя, рисовал картины разрушения, полученные им в наследство:

— Стройки механизированы слабо, — бросал он в нестойкую тишину, — имеющиеся механизмы используются неправильно и нерационально. На строительстве автотрассы при трех тысячах рабочих всего два действующих экскаватора и те больше стоят, так как руководители Шосдорстроя не обеспечили их горючим и запасными частями. Тысячи рабочих вручную производят, выемку десятков тысяч кубометров земли. Отсюда удорожание строительства. Причем удорожание осознанное. Руководители строек вельможно извращают политику партии в области заработной платы, превышая республиканские нормы в два — пять раз. Но и это не уменьшает текучесть кадров. Почему? Да потому, дорогие товарищи, что к рабочим здесь отношение скотское. Люди, создающие дворцы для нашего пролетарского государства, для наших знатных людей — стахановцев и ударников, живут и работают в кошмарнейших условиях. Готовясь к этой конференции, мы за два месяца побывали в некоторых местах проживания строителей. Что мы увидели? В бараках Кавмелиостроя клопы, вши, грязь. Крыши дырявые, нет освещения, матрацев, тумбочек. Рабочие по два месяца не бывают в бане! За эти безобразия мы отдали начальника строительства под суд. В каком состоянии дело против него — прокурор Ровдан в своем выступлении вам доложит. Еще хуже условия в бараках первого прорабства Шосдорстроя. Там вообще творится невообразимое. На всей территории кал и мусор. В бараках потолки обваливаются. Вошебойки не устроены и белье не дезинфицируется. Я уже дал команду товарищу Ровдану разобраться с начальником снабжения Дорстроя, а также прорабом и парторгом. Боюсь, не пришлось бы заняться ими товарищу Малкину, потому что здесь просматривается не просто бездеятельность и бездушие, а, скорее всего, вполне осознанное вредительство.

— Об этом говорил и Осокин в своей тронной речи, — снова не удержался от комментария начальник милиции. — Тот, кто сменит Гутмана, будет говорить то же самое.

— А куда милиция смотрит? — пошутил Малкин.

— Милиция под райкомом и прокурором. Попробуй сунься без спросу, так огреют…

— То-то, я смотрю, ты вроде как контуженный. Что ж молчал до сих пор?

— Конечно, не все так плохо, — продолжал размышлять вслух Гутман. — Бурно разворачивается строительство новых здравниц: центрального санатория РККА, Курупровских, Наркомзема, НКВД, ГУИТУ и других. Реализуются, правда, не лучшие проекты. ГУИТУ, например, умудрилось построить даже санаторию, издали похожую на тюремное здание.

В зале хихикнули. Малкин вспыхнул, но сказал спокойно, с приглушенной угрозой:

— А вы не смотрите издали. Осокин тоже смотрел на все издали, вот и досмотрелся.

В зале зааплодировали. Гутман стушевался.

— Я, Иван Павлович, совершенно не имел в виду вас обидеть, — сказал он тоном сожаления. — Я знаю, что вы к этому делу совершенно не причастны. Тем более что здравницы НКВД вполне отвечают современным требованиям. Извините, если я невнятно выразился и ненароком вас обидел.

В зале зашептались.

— Мы ждем от вас не извинений, а дела. Настоящей большевистской работы, а не болтовни, каковой мы достаточно наслушались и до вас, — произнес Малкин наставительно и ему снова зааплодировали.

Гутман униженно кивнул в знак согласия и торопливо заговорил о задачах, которые предстояло решить парторганизации города в ближайший период.

В перерыве Гутман нашел Малкина, стоявшего в окружении делегатов конференции от партийной организации горотдела НКВД.

— Иван Павлович, — заговорил он смущенно, глядя на Малкина снизу вверх. — Еще раз прошу вас извинить меня за недоразумение. Совершенно искренне уверяю вас, что сказанное в адрес ГУИТУ совершенно к вам не относится.

— Да ладно вам, Гутман, чего вы суетитесь? — Малкин откровенно брезгливо взглянул в его растерянные, но, как показалось, неискренние глаза. — Это даже хорошо, что, оторвавшись ненароком от заготовленного текста доклада, вы сказали так, как думаете. — Отвернувшись от Гутмана, он заговорил с коллегами так, словно не было радом повинного человека. Потоптавшись, тот незаметно ретировался.

После прений и принятия резолюции по докладу началось выдвижение кандидатур в руководящие органы горкома партии. К удивлению Малкина, его фамилии в списке, предложенном одним из членов президиума конференции, не оказалось. Он чуть не задохнулся от обиды. Нервное напряжение было так высоко, что он почувствовал, как подкатывает тошнота. Под мышками взмокрело, лоб покрыли крупные капли пота. Дальше все проходило как во сне. Избрание в состав пленума его не удовлетворило. В сложившейся ситуации он разглядел заранее продуманную акцию, которую воспринял как оскорбительный вызов с далеко идущими последствиями.

— Ну, что ж, — прошептал он мстительно, — я в борьбе не новичок.

Малкина разбудили чуть свет. Звонил Абакумов.

— Что стряслось, Николай, почему не спишь?

— Не до сна, Иван Павлович. Заратиди… — Абакумов замялся.

— Что Заратиди? — взвился Малкин, словно ему наступили на любимую мозоль. — Не тяни кота за хвост, говори!

— Удавился, Иван Павлович.

— Удавился или забили?

— Удавился, это точно, я проверял.

— Его успели допросить?

— Допрашивали. Ничего не показал, закатил истерику, требовал прокурора.

— Физмеры применяли?

— Да. Безрезультатно. Только обозлился пуще прежнего.

— Плохо применяли. Применять надо так, чтобы на злость и прочую блажь сил не хватало. Актируйте. Надзирателя под арест на пять суток. К десяти вызови ко мне Лебедь. Официально.

— Я распоряжусь. Кстати, о Лебедь… — Абакумов снова замялся. — Столько неприятностей…

— Говори!

— Заратиди ее старая связь… Любовная. Перетащил в «Бочаров ручей», обещал жениться. К тому, собственно, дело и шло. Но неделю назад поймал ее с каким-то хмырем и решительно порвал.