Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

Малкин на этот счет придерживался официальной точки зрения, полагая, что «в условиях непрекращающейся классовой борьбы, активизации подрывной деятельности антисоветских элементов и преступных вылазок оппозиции приближение парторганов к массам» естественно и необходимо. Стало быть, решение правительства своевременно и закономерно. Конечно, жить в условиях политической неразберихи без крепкого покровителя сложновато, но, черт возьми! Чему-то он научился за время многолетней службы в органах госбезопасности! С тех пор, как пришел он добровольцем в Красную Армию и метался по фронтам гражданской войны, немало воды утекло — неужели не сможет наладить отношения с новым руководством? Тем более что новый аппарат УНКВД сформировался в основном из старых кадров, которые всегда относились к нему доброжелательно.

Томила неясность, связанная с убийством Кирова. Он терпеливо пережевывал информацию, которую в изобилии поставляла истеричная пресса, кое-что поступало из скупой чекистской «почты». Но чем больше ее накапливалось, тем острее становились мучившие вопросы, на которые ответов не было.

Ясно было одно: выстрел в Смольном — это прелюдия к массовому террору. Кто будет подвергнут репрессиям прежде всего? Враги Кирова или его друзья? Не те ли, кто пытался возвести его на трон на XVII съезде: месть за предательство — вполне естественно. О работниках госбезопасности, не сумевших уберечь крупного партийного и государственного деятеля, а возможно принявших непосредственное участие в его убийстве, и говорить нечего. Вряд ли кому из них удастся дожить до суда. Другое дело, ограничится ли следствие расправой только над ними или попытается «вскрыть» в органах госбезопасности «антисоветскую террористическую организацию». Соблазн, конечно, очень велик. Как бы там ни было, а даже Малкина не покидала уверенность, что стрелял не Николаев. Неважно, что он был схвачен на месте происшествия и сознался. Выстрел в затылок — это слишком чекистский прием.

Впрочем, как знать? Для объективных выводов нужно как минимум располагать данными, которые есть у следствия. А их нет. Значит придется брать на веру то, что выдаст Наркомвнудел своим подразделениям на местах.

«Если вспыхнет террор против органов НКВД, — размышлял Малкин, — то волна его обязательно докатится до Сочи. Здесь излюбленное место отдыха руководителей партии и правительства, — значит, в Сочи без террористов, замышляющих или подготавливающих покушение, никак нельзя. Значит, надо готовиться к любым превратностям судьбы и прежде всего усилить бдительность. С чего начинать? С упреждающего удара? Если так, то нанести его надо быть готовым по первому требованию текущего момента».

Поезд, притормаживая, подходил к перрону. Малкин не торопился к выходу. Он выжидал, когда схлынет толпа, чтобы спокойно, без суеты покинуть временное убежище. Такой миг настал. Покинув уютное купе, Малкин вежливо распрощался с услужливой проводницей и, пожелав ей счастливого пути, вышел на перрон. Обычная вокзальная сутолока не раздражала, и он не торопясь выбрался на привокзальную площадь.

— Парикмахера Долидзе знаешь? — спросил он долговязого таксиста, стоявшего у автомашины с распахнутыми настежь дверцами.

— Знаю.

— Вези к нему.

— Вы без вещей?

— Как видишь.

— Садитесь.

— У нас говорят — присаживайтесь.

Шофер не ответил. Вероятно, не понял намека. Сутуля узкую спину, он на мгновение застыл над баранкой. Затем задумчиво посмотрел на пассажира и запустил двигатель. Машина, шурша шинами по умытому булыжнику, развернулась на площади, юркнула в узкий переулок и вскоре оказалась на широкой центральной улице города. «Молчун. С таким не разговоришься»,— подумал Малкин о шофере и сразу потерял к нему интерес.

Долидзе встретил Малкина с распростертыми объятиями и, не придержи его Малкин, наверняка полез бы целоваться.

— Ка-аво я ви-ижу! — устремил он навстречу лоснящиеся глаза. — Да-авно не имел удовольствия… Присаживайтесь, дарагой. Будэм бритца?

— Как всегда.

— Эта мы пажалуста.

Наезжая время от времени в Ростов, Малкин брился только у Долидзе. Разговорчивый грузин работал стремительно, но за короткое время успевал поделиться всеми новостями, полученными, как он утверждал, из самых достоверных источников. Малкин знал, что это не треп: услугами Долидзе пользовалась половина сотрудников УНКВД, а среди них было немало таких, кого распирало от желания высказать сокровенное.

Начальник управления Люшков сидел в мягком кожаном кресле нахохлившись. Равнодушно выслушал доклад Малкина о прибытии, небрежно махнул рукой.

— Садись, майор. Доехал без приключений? — лицо его обрело деловую сухость. — Рассказывай, как живешь, с кем живешь, что творишь на своем побережье? — откинувшись на спинку кресла, он стал ощупывать Малкина тяжелым настороженным взглядом.

«Что это с ним, — удивился Малкин, — раньше такого барства за ним вроде бы не водилось?

Он коротко доложил обстановку в городе, проиллюстрировал статистическими выкладками ход массовой операции по изъятию контрреволюционного элемента. Мельком взглянул на Люшкова и удивился еще больше: полное отсутствие интереса, мешки под глазами, усталость.

— Ну, что ж ты замолчал? Говори, я слушаю.

— Доклад окончен.

— Да? Н-ну хорошо. По имеющимся данным, Сталин в текущем году намерен отдыхать в Сочи. Ты готов обеспечить безопасность товарища Сталина?

— Так точно, готов.

— Сотрудники управления, помогавшие тебе в мае в развертывании массовой операции, утверждают, что многие семьи репрессированных нацменов, проживающих вдоль трассы от Ривьеры до границы с Абхазией, не перекрыты агентурой и имеют реальную возможность совершения террористических актов. Что скажешь?

— Для меня это новость. Никто из них расстановку агентуры не проверял. Если бы у кого-то и появилось желание покопаться в оперативных делах, я бы этого не позволил без вашего на то письменного указания. Это первое.

— А второе произнеси на полтона ниже, — приглушенно выдавил из себя сидевший поодаль и невесть когда появившийся в кабинете помощник Люшкова Каган.

— Я отвечаю на вопрос начальника управления, товарищ Каган, — холодно парировал Малкин, окинув помощника неприязненным взглядом. — Генрих Самойлович! Я не понимаю претензий товарища Кагана!

— Выйди, — незлобиво, но твердо приказал Люшков помощнику. — Выйди и займись делом. Здесь, я надеюсь, разберусь без тебя.

Каган побагровел, злобно и многообещающе посмотрел на Малкина и, пробормотав: «извините», — послушно покинул кабинет.

— Ты не обращай внимания. Сказать откровенно, он мне и самому изрядно надоел. Распоясался. Придется привести его в норму, — Люшков помолчал. — Так-так, Иван Павлович! Значит, с первым все ясно. Что дальше?