Анатолий Корольченко - Генерал Раевский

— На конь! — скомандовал он.

Казаки пустились в погоню.

— Чекмарёв! — позвал Денисов хорунжего. — Бери два десятка и упреди на тропе отходящих.

Тот сразу понял командира. По тропке, идущей в стороне от дороги, всадники углубились в лес. Тропа вывела к болоту, но оно не остановило их. Спешившись, казаки осторожно провели через него коней и продолжили путь. Они сумели обогнать артиллерийскую колонну и устроили на дороге засаду. При первых же выстрелах французы бежали, бросив восемнадцать орудий.

Кончилось сражение с наступлением темноты. Моро хотя и считался опытным генералом, однако не обладал достоинствами Жубера, он и на сей раз потерпел поражение. Потери французов составили тринадцать тысяч человек и сорок орудий. В Париж отослали безрадостное сообщение.

Четыре года спустя Моро обвинят в заговоре против Наполеона и вышлют из Франции. В 1813 году Александр Первый предложит ему место военного советника при союзной армии, и он примет участие в войне против Наполеона. В том же году в битве под Дрезденом он получит смертельное ранение.

Поистине человеческая судьба непредсказуема.

За три месяца пребывания в Италии русские войска сумели изгнать французов почти из всей Ломбардии. До Средиземного моря оставалось рукой подать. Казачьи полки из передовых отрядов Багратиона и Милорадовича находились уже на подступах к Генуе, когда австрийское правительство потребовало от русского командования прекратить наступление. В подтверждение тому последовало распоряжение из Петербурга, в котором указывалось, что австрийские войска должны остаться на месте, а русские спешить в Швейцарию. Соединившись там с корпусом генерала Римского-Корсакова, им следует предпринять поход во Францию.

Стремительное продвижение русских войск под командованием Суворова встревожило не столько австрийское правительство, сколько английское, усмотревшее опасность русского влияния на Средиземноморье.

Повинуясь приказу, русские войска повернули назад, к горным хребтам, чтобы перевалить через них и оказаться в Швейцарии. Переход предстоял нелёгкий, осложнялся наступившими в горах холодами, к тому же австрийское командование не обеспечило войска необходимым, как предусматривалось приказом.

Суворов собрал начальников, чтобы окончательно решить вопрос о порядке перехода через Альпы и отдать последние распоряжения.

В почтительной позе стоял генерал Розенберг, рядом с ним — толстенький, с животом Павло-Швейковский. Застыл с неизменной плетью в руках Багратион, был тут и любимец Суворова молодой Милорадович.

Здесь же находился и недавно прибывший из Петербурга сын Суворова шестнадцатилетний Аркадий. По-мальчишески угловатый, с худой шеей и торчащими ушами, он был на голову выше отца и совсем не походил на него.

Злые языки нашёптывали относительно его рождения двусмысленно нехорошее, и Суворов, то ли поддавшись разговорам, а может, имея другое основание, не признавал Аркадия своим сыном, считал, что любвеобильная и ветреная Варвара Ивановна нагуляла его на стороне.

Аркадий в семье бывал редко, воспитывался у родственников и в частных пансионах, изучал там языки и науки.

Теперь же, когда Суворов своими победами сделал для России столь много, Павел решил умилостивить полководца, заодно взяв на себя роль миротворца и благодетеля. Безусого юнца он возвёл в чин генерал-майора и к этому присовокупил назначение его генерал-адъютантом своей свиты.

Возражать фельдмаршал не посмел, принял сына. Понимая, что отдавать людей под его начало нельзя, оставил в штабе, при себе, сделав как бы главным адъютантом.

Против выстроившихся в шеренгу русских генералов стояли австрийские начальники. Их возглавлял аскетического вида подполковник Вейротер, считавшийся знатоком боевых действий в горах.

Суворов стоял посреди комнаты в походном распахнутом мундире, под которым виднелась нижняя, с тесёмками рубаха. На ногах у него были старые, со сбитыми каблуками ботфорты.

Слегка сутулясь, не глядя на генералов, он с неудовольствием выговаривал:

— Это низменно и по-людски недостойно. Руками русских солдат вырвать у неприятеля победу, а потом неблагодарно отвергнуть заслуги и присовокупить успех только себе! Не пытайтесь убедить меня в обратном! Я знаю, и вы тоже, господа хорошие, знаете, что это так. — Он бросил быстрый взгляд в сторону застывших австрийцев и продолжил: — Теперь последовало более чем странное распоряжение перемахнуть через Альпы. Нас вынуждают лезть в капкан. Нет, не вынуждают, а загоняют. Соображает ли гофкригсрат, что значит осенью преодолеть снежные Альпы? Ежели бы знал, на подобное вряд ли решился. А может быть, умысел? Но мы русские, и горы нас не устрашат, преодолеем их. Только вот время-то где взять? Нет его у нас в запасе. А Массена ждать не будет. И план его разгадать не сложно. Он намерен разделаться поодиночке… Да-с, да-с… Уж к этому он непременно будет стремиться. И не старайтесь доказать обратное!

Суворову и не пытались возражать. Даже австрийцы молчали, лишь переминались с ноги на ногу.

— Да-с, господа, Массена ждать не будет. У него сила, и немалая, а сила солому ломит. Только мы не солома… Массена хитёр. И умён. Он вначале обрушится на Римского-Корсакова, что за Альпами, в Швейцарии, и тому не устоять, а потом повернёт свои войска на нас.

Тесёмочки на рубахе Суворова развязались, и в вороте проглядывала сухая морщинистая кожа. Пылавшее лицо, как и шея, было в глубоких старческих складках и морщинах. Во всём виде семидесятилетнего главнокомандующего проглядывалась какая-то противоестественность: старик с немощным телом и пылом разгорячённого юноши, с лихорадочным блеском глаз горячо пытался отстаивать своё.

Рассуждая, он, казалось, проявлял больше беспокойства не за подчинённые ему войска, а за судьбу находившегося за Альпами корпуса, с которым предстояло соединиться.

Стоявший с краю Вейротер, шагнув, щёлкнул каблуками:

— Майне генераль, не исфольте беспокойства. Дизен офицерен, — указал он на стоявших в строю офицеров, — очшен хорошо знайт штрассе, то есть дорог. Они будут вести русский колонн. Ейн колонн, цвей колонн…

Махнув рукой, Суворов прервал его:

— Ейне колонна маршиерен, цвейне колонна маршиерен… Знакомо это. И им, генералам, тоже ведомо. — Он кивнул в сторону русских начальников. — Нужно, чтобы не австрийцы, а генералы знали дорогу. И он, и он, и он, — указывал фельдмаршал на Розенберга, Багратиона, Денисова. — И не только дорогу, но и сами Альпы, где придётся сражаться. Не на прогулку идём, а на бой! На прогулке твои проводники были бы кстати.

— Майне генераль, я имею план маршиерен. Досфольте представляйт?