Михаил Петров - Фельдмаршал Репнин

— Не понимаю… При чём тут я?

— Не считаете же вы разумным затевать войну в Европе из-за какой-то Гольштинии?

— Конечно нет.

— И я не считаю. Я уже говорил с государем по этому поводу и, кажется, убедил его прибегнуть к мирным средствам решения вопроса.

— Поздравляю. Но я всё ещё не понимаю, какая роль в этом отводится моей персоне.

— Вы должны поехать нашим полномочным представителем в Берлин, дабы убедить прусского короля взять на себя посредничество в решении гольштейнских дел, принимая во внимание, что наш государь Пётр Третий всё ещё является законным герцогом Гольштейна. Будет очень хорошо, ежели добьётесь созыва в Берлине конгресса представителей заинтересованных сторон для выработки соглашения с Датским двором.

— Прежде чем дать какой-либо ответ, я должен всё это хорошенько обдумать.

— Думайте. Когда примете решение, приходите ко мне, и мы вместе направимся к государю.

…На приём к императору Воронцов и Репнин явились 2 апреля. В этот день государь находился в хорошем расположении духа. Непоседливый, с тонкими руками, не знавшими покоя, он торопливо поднялся со стула, на котором сидел, и, подойдя к Репнину, уставился на него такими удивлёнными глазами, словно видел впервые.

— Как, вы всё ещё полковник? — возмущённо сказал он. — Это несправедливо. С сего часа вы генерал-майор.

Граф, — обратился он к канцлеру, — чтобы указ был подготовлен сегодня же.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Вы приехали с войны? — снова перевёл внимание на Репнина государь.

— Да, ваше величество.

— Это была ненужная война. Мы должны жить с прусским королём в мире и дружбе. Так же, как и с Австрией.

Воронцов напомнил его величеству о цели их визита.

— Ах, да… Гольштейн!.. — нервно задвигался Пётр. — Вы должны сказать, генерал, сказать всем — и королю прусскому и королю датскому, — что Гольштейн — моё герцогство и я его никому не уступлю. Вы слышите, генерал?

— Так точно, ваше величество. Я буду действовать в соответствии с вашими инструкциями и инструкциями, которые получу от канцлера.

— Я вам верю. И жду вашего скорого возвращения с победой. Прощайте, генерал!

Воронцов и Репнин находились у императора не более десяти минут. Когда они покинули дворец, Репнин сказал:

— По тону, каким разговаривал с нами император, можно заключить, что он желает, чтобы я приступил к выполнению его поручения как можно скорее.

— Нельзя с этим спешить, — резонно заметил Воронцов. — У нас ещё толком не урегулированы отношения с Пруссией. Приедет их посол, прощупаем что и как, а потом уже отправитесь в путь.

«Ежели дело обстоит таким образом, то для меня это даже лучше», — подумал Репнин. А подумал так потому, что имел намерение устроить свою личную жизнь. Ему исполнилось 28 лет, а он всё ещё не был женат, хотя и имел на примете невесту — княжну Наталью Александровну Куракину: красавицу и к тому же большую умницу. Они познакомились на куртаге, полюбили друг друга, но до свадьбы дело не доходило: мешала вечная занятость службой. И вот теперь он решил воспользоваться случаем, сыграть свадьбу сразу же после празднования Пасхи.

Свадьба получилась многолюдной. Правда, род Репниных был представлен только самим женихом, зато у Куракиных родни оказалось великое множество. Широко был представлен и род Паниных, поскольку мать невесты была урождённой Паниной.

После свадьбы молодожёны целый месяц прожили в уединении. В Берлин Репин выехал только в июне, получив от канцлера все необходимые инструкции.

В Берлине Репнина и его спутников встретили достаточно корректно: поселили в прежнем русском посольском дворе, который последние семь лет находился под замком, предоставили всё необходимое для нормального проживания. Министр иностранных дел нашёл время побеседовать с ним в день прибытия, а через неделю его принял сам король, которому Репнин вручил свои верительные грамоты, а также письмо императора Петра Третьего.

Предполагалось, что беседа с королём продлится не более четверти часа, но получилось так, что король говорил с Репниным намного дольше. В лице русского посланника Фридрих обнаружил интересного собеседника, хорошо разбиравшегося не только в стратегии и тактике ведения войны, но и в вопросах философии, литературы и искусства. Король был приятно удивлён, когда узнал, что русский князь впервые прочитал Библию не на славянском, а на немецком языке в переводе Мартина Лютера ещё будучи подростком. Кроме литературных трудов Лютера Репнин читал книги о Тиле Уленшпигеле, Докторе Фаусте, и это тоже не могло не восхитить Фридриха Второго, монарха широко образованного, оказывавшего личное покровительство деятелям науки и культуры в своей стране.

Поговорив о вещах, не имевших прямого отношения к главной цели их встречи, король вдруг перешёл к личности недавно вступившего на престол российского императора каков он, как воспринимает его российское дворянство?

— Ваше величество, — не давая себя обвести, отвечал Репнин, — у нас, русских, о царствующих особах обычно говорят: либо только хорошее, либо ничего.

Фридрих расхохотался:

— Мудро… Мудро, князь…

В заключение беседы король заверил посланника, что постарается оказать российскому императору содействие в решении гольштейнских дел мирным путём. План был таков: обратиться к датскому двору с письмом, пригласить в Берлин первого министра двора и уже после переговоров с ним станет ясно, созывать конгресс или не созывать.

— Мы вернёмся к этой проблеме недели через две, — сказал король. — А покуда держите связь с моим министром, я поручу ему держать дело под контролем.

Фридрих Второй сдержал своё обещание, он и в самом деле направил датскому королю письмо, в котором просил его направить первого министра для консультаций. Но получилось так, что гольштейнская проблема отпала сама собой. И произошло это буквально через неделю после встречи Репнина с прусским королём.

Однажды, когда Репнин увлечённо читал большую поэму одного молодого немецкого автора, его вдруг известили: из Петербурга приехал курьер со срочным правительственным пакетом. В пакете князь обнаружил несколько важных документов, в том числе сообщение Екатерины Алексеевны о её воцарении на российский трон в связи с отречением от престола Петра Третьего, копия текста самого отречения, письмо королю Фридриху Второму и новые верительные грамоты, которые подтверждали полномочия Репнина как чрезвычайного посланника ныне царствующей императрицы.

Репнин начал изучать почту с письма, адресованного ему лично. В нём государыня Екатерина Алексеевна сообщала, что «Божьей способствующей милостью и желанием всех верноподданных сынов Отечества» она вступила благополучно на всероссийский императорский самодержавный престол. Что до текста отречения Петра, то в нём, помимо прочего, говорилось следующее: «Во время кратковременного и самовластного моего царствования в Российской империи я узнал на опыте, что не имею достаточных сил для такого бремени, и управление таковым государством не только самовластное, но какою бы ни было формою превышает мои понятия, поэтому и приметил я колебание, за которым могло бы последовать и совершенное оного разрушение к вечному моему бесславию. Итак, сообразив благовременно всё сие, я добровольно и торжественно объявляю всей России и целому свету, что на всю жизнь свою отрекаюсь от правления помянутым государством, не желая так царствовать ни самовластно, ни же под другой какой-либо формою правления…»