Михаил Петров - Фельдмаршал Репнин

В палатку больного кроме врачей и слуг никого более не впускали, разве что молодого князя Николая. Старый князь каждый раз встречал сына таким внимательно-грустным взглядом, словно тот заслуживал большего утешения, чем он сам, измученный тяжкой болезнью. Обычно их встречи ограничивались ничего не значащими фразами. Но однажды, выждав длительную паузу, князь сказал:

— Мои дни сочтены, Николай, и ты должен быть готовым ко всему. Знаю, государыня тебя в сиротстве не оставит, не отвернётся. И всё же твоё будущее зависит от тебя самого. Надеюсь, не опозоришь наш знатный род, будешь служить Отечеству так же, как служили твой славный дед и твой отец. Ты меня понял, князь Николай?

— Можете, батюшка, не сомневаться в моих благородных устремлениях, всё буду делать так, как приказываете, — отвечал сын, изо всех сил стараясь казаться спокойным. — Но мне кажется странным, что вы затеяли сей разговор. Доктора говорят, вы скоро поправитесь, и впереди у нас ещё будет много времени для разговоров о моём будущем.

Старый князь нахмурился. Слова сына ему не понравились. Должно быть, он почувствовал в них фальшь, а такое в людях терпеть не мог.

— Я знаю себя лучше, чем доктора, — сказал он. — Я скоро умру, и ты должен с этим примириться. А теперь иди и помни, что я тебе сказал. Иди, иди, — повторил он, видя, что сын не спешит выполнять его приказ. — Я устал и хочу отдохнуть.

Ком в горле и слёзы в глазах Николай почувствовал только после того, как покинул больного отца. Он боялся разреветься: вокруг находились люди, а ему не хотелось, чтобы они увидели в нём слабого человека. Солдатам слёзы не к лицу. Он обязан был крепиться. К тому же причин для рыданий пока не было. Отец тяжело болен, но всё ещё может измениться. Бог милостив, авось пошлёт ему исцеление, и станет он по-прежнему сильным и здоровым…

После откровенного наставительного разговора с сыном князь Василий Аникитич прожил ещё с неделю. Он умер глубокой ночью в окружении священников, чинивших обряд соборования.

О заключении Ахенского мира и смерти командующего российским корпусом генерал-фельдцейхмейстера князя Репнина императрица Елизавета Петровна узнала из уст великого канцлера Бестужева-Рюмина [3] Бестужев-Рюмин Алексей Петрович (1693–1766), граф, русский государственный деятель и дипломат. В 1712 г. входил в состав русской делегации на Утрехтском конгрессе. В 1713 г. поступил на службу к курфюрсту Ганноверскому, впоследствии английскому королю Георгу I, который направил его в 1714 г. в качестве своего посла в Петербург. С 1717 г. — на русской службе. В 1720–31 гг. — резидент в Копенгагене, где с успехом решал задачу враждебного России английского влияния в Дании. В 1731–34 гг. — резидент в Гамбурге. В 1734–40 гг. — посол в Дании. В 1740–41 гг. занимал пост кабинет-министра. В 1741–44 гг. — вице-канцлер, а с 1744 г. — государственный канцлер. В течение последующих 16 лет фактически руководил внешней политикой России. Стремился укрепить союз с Англией и Австрией против Франции, Пруссии и Турции. В 1757 г. стал участником дворцового заговора, арестован и сослан. Реабилитирован Екатериной II. После возвращения из ссылки получил чин генерал-фельдмаршала, но заметного влияния на государственные дела уже не оказывал. , явившегося к ней сразу же после своего разговора с курьером, доставившим из Ахена донесение о происшедших там важных событиях. По натуре человек скрытный, канцлер в этот раз открыто излучал свою радость по случаю признания Европой династических прав на австрийский престол за императрицей Марией Терезией, питающей симпатии к российскому двору.

— После заключения Ахенского мира, — говорил он, — союз с Веной станет ещё более прочным, а сие означает, что России будет легче отстаивать свои интересы в Европе… Елизавета Петровна слушала его речь с рассеянным видом. Чувствительная, добрая сердцем, она думала в эти минуты не столько о том, какой мир учинён в Ахене и какие выгоды будет иметь от него Российская империя, сколько о смерти князя Репнина. Она лично знала этого славного полководца, перед отправкой экспедиционного корпуса к берегам Рейна принимала его в своём кабинете, своею рукою перекрестила его, благословляя в далёкий путь. И вот теперь этого хорошего человека не стало. Жаль, очень жаль…

— Граф, — обратилась Елизавета Петровна к великому канцлеру, — у покойного князя Репнина, кажется, остался сын?

— Да, ваше величество, сын Николай. Теперь он круглый сирота.

— Сколько ему лет?

— Идёт пятнадцатый, на вид можно дать больше.

— Вы его знаете?

— Я имел удовольствие с ним беседовать после его возвращения из Вены, где он изучал науки. Зело способный юноша.

Императрица подумала немного:

— Я чувствую за собой долг позаботиться о судьбе сына покойного князя. Не могли бы вы, Алексей Петрович, стать его попечителем? Ему нужен сейчас именно такой наставник, как вы.

— Буду рад служить, ваше величество. К молодому князю буду относиться как к сыну родному, можете в том не сомневаться.

…Бестужев-Рюмин расстался с императрицей с таким чувством удовлетворения, словно ему удалось окончательно растопить лёд, с некоторых пор охлаждавший личные отношения между ними. Дело в том, что, приняв престол, Елизавета Петровна отказывалась жаловать его доверием, упорно не давала дороги во власть. Она не могла простить ему угодничества и пособничества Бирону и другим иностранным вельможам, которые при Анне Иоанновне [4] Анна Иоанновна (1693–1740) — российская императрица (1730–1740). Дочь Иоанна V Алексеевича, племянница Петра I. В 1710 г. была выдана замуж за курляндского герцога и вскоре овдовела. На русский престол была приглашена Верховным тайным советом на определённых условиях. В управлении страной играла пассивную роль. Господствующее положение в правительстве при её царствовании играли иностранцы во главе с её фаворитом Бироном. и Анне Леопольдовне [5] Анна Леопольдовна (1718–46) — «правительница» России с 9 ноября 1740 г. по 26 ноября 1741 г. Внучка царя Иоанна V Алексеевича по его дочери Екатерине Иоанновне. Мать объявленного в 1740 г. наследником русского престола новорождённого сына Иоанна VI Антоновича. После дворцового переворота в 1741 г. в пользу дочери Петра I Елизаветы Петровны была выслана с семьёй в Холмогоры, а её малолетний сын Иван Антонович заключён в Шлиссельбургскую крепость. чувствовали себя полными хозяевами в стране. Для устройства своей карьеры хитрому царедворцу пришлось прибегнуть к самым изощрённым средствам, вплоть до использования в своих целях слабостей и ошибок придворных из близкого окружения её величества. На первых порах ему зело помог лейб-лекарь Лесток, в котором государыня души не чаяла, поскольку он был одним из наиболее активных участников дворцового переворота, позволившего ей овладеть российским троном. Именно он, Лесток, уговорил её величество назначить оказавшегося не у дел графа на должность начальника департамента почт. Кстати, за оказанную услугу Лесток ожидал от него вечной благодарности. Но этого не случилось. Получив от лейб-медика то, что ему было нужно, граф его попросту предал. Вскоре после получения высокой должности Бестужев-Рюмин представил двору письменные свидетельства, в которых Лесток изображался чуть ли не шпионом, работавшим в пользу правительства Франции. В результате его усилий Лесток лишился не только доверия августейшей покровительницы, но и должности придворного медика. Что до самого Бестужева-Рюмина, то на достигнутом он не остановился. Ступени служебной лестницы повели его дальше. Не стало Лестока, зато в окружении императрицы появились другие люди, которые исхлопотали для пронырливого чиновника место вице-канцлера, а потом пошли ещё дальше — предложили его кандидатуру на пост великого канцлера. Елизавета Петровна долго не соглашалась с таким представлением, а потом всё-таки уступила. А собственно, кого она могла ещё назначить на столь высокий пост, ежели не этого человека? Русские вельможи в большинстве своём были либо тупы, либо умны, но очень ленивы. А граф Бестужев-Рюмин был и умён, и зело трудолюбив: проводить дни в праздности он не любил.