Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— И Мехлиса, и Шарохина прислала ко мне Ставка, — сказал Мерецков, — так что я не ставил вопроса о твоей замене. Но ты уходишь к моему другу Ватутину, он тебя знает и в обиду не даст. Передай от меня ему привет.

— Скажу честно, мне не хочется от вас уходить. — Голос у Стельмаха дрогнул. — Я же воевал с вами рядом в самые тяжкие дни…

— Не переживай, Григорий Давидович, — успокоил его Кирилл Афанасьевич. — Главное ведь не в том, где ты вою ешь, а как ты воюешь.

Интересной была у Мерецкова встреча с генералом Мехлисом. Когда тот прибыл в штаб, Кирилл Афанасьевич, поздоровавшись с ним, спросил:

— Что, прибыли меня инспектировать?

— Нет, Кирилл Афанасьевич, — тихо ответил Мехлис, и, как показалось Мерецкову, в его голосе прозвучала неуверенность. — Меня назначили членом Военного совета Волховского фронта.

Мерецков смутился, какое-то время молчал, не зная, что ответить, но вскоре обрёл прежнее спокойствие и, слегка улыбаясь, промолвил:

— Ну что ж, начальству виднее, куда вас направить, была бы только польза. Ну а коль прибыли ко мне, будем работать вместе. Можете тут располагаться и чувствовать себя как дома!

Мехлис, однако, остался стоять.

— В мае я был на Крымском фронте как представитель Ставки, — заговорил он негромко, чуть потупив взор, — но я не обеспечил организацию обороны и меня освободили от всех должностей. Вы знаете об этом?

— Знаю, Лев Захарович, — усмехнулся Кирилл Афанасьевич.

— И что вы на это скажете?

— У любого военачальника могут быть неудачи на фронте. Были они и у меня. Лекарство для выздоровления здесь одно — извлечь урок и трудиться в полную силу. Как это говорил Лев Толстой? Думай хорошо, и мысли созреют в добрые поступки!

— У Льва Толстого есть и другие слова, — улыбнулся Мехлис. — Он говорил, что дело не в том, чтобы знать много, а в том, чтобы знать из всего, что можно знать, самое нужное.

— Я не Лев Толстой, но коль речь идёт о нашем военном деле, сказал бы так: долг превыше всего, и тот, кто честно исполняет его, герой.

По всем вопросам у Мерецкова была полная ясность, что беспокоило его и даже настораживало: смогут ли бойцы с ходу прорвать блокаду? Должны! В его делах и поступках никогда не просматривалось самодовольство, а тем более бахвальство, хотя он знал, что истинные дела всегда просты и скромны и свидетельствуют если не о таланте тех, кто их совершает, то о большой силе воли, которую они проявляют. Чего-чего, а воли у Кирилла Афанасьевича было столько, что другие могли позавидовать. И всё же, удастся ли прорвать блокаду? Эта мысль преследовала его, хотя волноваться оснований не было. Правда, участок между населёнными пунктами Липки и Мишкино, куда будет наноситься главный удар, обороняла всё та же 18-я армия генерала Линдемана. Он был сильно укреплён, с разветвлённой системой противопехотных и противотанковых заграждений, со сплошными минными полями… Утешало то, что 2-я ударная армия генерала Романовского была ударной группировкой фронта, усиленной танками и артиллерией, а с воздуха прикрытой самолётами 14-й воздушной армии генерала Журавлева. «У нас всё готово, лишь бы непогода нам не помешала», — сказал командарм Журавлев. Сам он был лётчиком высокого класса, когда требовалось, мог сесть в кабину любого самолёта и поднять его в воздух.

Мерецков поручил начальнику штаба генералу Шарохину провести командно-штабную игру и отправился в Ленинград на встречу с командующим фронтом генералом Говоровым. Вернулся он поздно вечером довольный, собрал в штабе своих помощников и заявил:

— Мы с Говоровым обговорили все вопросы совместных действий в предстоящем наступлении. Определили рубежи встречи фронтов, наметили серию сигналов, чтобы свои войска не принять за войска противника… Словом, я доволен встречей и уверен, что польза от неё будет! А теперь подробно доложу вам, о чём мы договорились…

В первой половине января 1943 года неожиданно на фронт прибыли представители Ставки маршал Ворошилов и генерал армии Жуков. Мерецков узнал об этом в последнюю минуту и не смог встретить их на аэродроме.

— Ну, добрый день, хитрый ярославец! — Лицо Жукова от мороза раскраснелось, на бровях ещё не растаяли паутинки инея. — Ветер колючий, как игла… Послушай, Кирилл, давно хочу спросить, почему Иосиф Виссарионович называет тебя хитрым ярославцем?

— У него бы ты и спросил, Георгий, — слукавил Мерецков.

— А чего спрашивать, и так всё ясно, — упрекнул его Климент Ефремович. — Ты же родом из Ярославля?

— Истина! — подтвердил Кирилл Афанасьевич.

— Ну а почему «хитрый», тут секрета нет, — продолжал Ворошилов. — Твои дельные предложения по военным вопросам всегда импонировали Сталину, потому-то он и назвал их «хитрыми».

— Я рад, что ко мне приехали такие видные военачальники, — улыбнулся Мерецков. — Но хотел бы знать, чем обязан?

Жуков захохотал.

— Ну ты, Кирилл, даёшь! — воскликнул он. — Мы будем координировать действия ваших фронтов, когда начнётся операция. А теперь за работу!

Он сбросил с себя шинель, фуражку и, глядя на Мерецкова, попросил его разложить на столе рабочую карту, потом развернул свою. Генерал Шарохин мигом всё сделал.

— Ну-ка, хитрый ярославец, покажи на карте, где вы с Говоровым наметили прорывать блокаду Ленинграда?

— Вот здесь, севернее Ладоги. — Мерецков ткнул карандашом в красную точку на карте. — Расстояние между нашими фронтами двенадцать километров, вот и получается, что мой фронт должен преодолеть шесть километров вражеской обороны и столько же Ленинградский.

Жуков внимательно разглядывал карту. Линия фронта тянулась через буреломы, лесные чащобы и болота и по небольшим холмикам-островкам, возвышавшимся над стылой землёй.

— Направление сложное, — раздумчиво произнёс он и неожиданно спросил о другом: — А где член Военного совета Мехлис? Я что-то его не вижу.

Мерецков сказал, что фронт скоро начнёт наступление и он послал Мехлиса во 2-ю ударную армию.

— Лев Захарович нервы тебе не треплет? — усмехнулся Жуков.

— Пока с Мехлисом у меня мирное сосуществование, — ушёл от прямого ответа Мерецков.

Маршал Ворошилов в это время о чём-то беседовал с начальником артиллерии фронта генералом Дегтярёвым и к их разговору не прислушивался, но Жуков знал, что Климент Ефремович, как и он сам, Мехлиса недолюбливал.

— Если Мехлис станет тебя поучать, мешать работе, дай знать мне, я поговорю с Верховным, — заметил Жуков. — Я найду что сказать Иосифу Виссарионовичу.

— Добро, Георгий Константинович.

Жуков в целом одобрил задумку Мерецкова, где и какими силами нанести удар по обороне фашистов, но подчеркнул, что успехов можно добиться, если действия Ленинградского и Волховского фронтов будут строго согласованы.