Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— Я хочу сделать Донскую дивизию такой, каким соединение должно быть, — сказал Ольшанскому Мерецков, — хотя у меня ещё нет опыта штабной работы в масштабе военного округа и я не участвовал в крупных организационных мероприятиях.

— Но не сидеть же сложа руки и ждать у моря погоды! — насмешливо молвил комкор. — Думаешь, у меня всё получается? Как бы не так! Нам с тобой, как штабным чинам, остаётся одно — искать лучшее в воспитании и обучении воинов, внедрять это лучшее на практике!

В эти осенне-зимние дни комиссия ЦК партии во главе с Гусевым наконец-то закончила проверку состояния РККА и пришла к неутешительному выводу: в существующем виде Красная Армия небоеспособна.

— Что я тебе говорил, Кирилл? — хмуро взглянул на него комкор Ольшанский. — Плохи дела в Красной Армии, а стало быть, они плохи и у нас с тобой.

— Выходит, что так, — грустно отозвался Мерецков. — И всё же нам не следует вешать нос, Михаил. Я, к примеру, уже добился того, что в моей 9-й Донской дивизии все бойцы метко поражают цели из своего личного оружия. А вот орудийные расчёты надо ещё учить и учить… Теперь и у нас с тобой будет возможность улучшить обучение бойцов, если комиссия ЦК предложит ряд мер для ускорения реформы в Красной Армии.

(Так оно и было. В феврале 1924 года Пленум ЦК партии принял решение форсировать уже начавшуюся реформу, а в марте, чтобы оперативно провести это решение в жизнь, был утверждён новый состав Реввоенсовета СССР. — А 3.).

Помолчали. Потом Мерецков поведал Ольшанскому, что к нему приехала жена Дуня, квартира ей понравилась.

Вечером, когда солнце скатилось за горизонт, Мерецков возвращался домой. Неожиданно он вспомнил о Татьяне Игоревне Кречет, дочери хирурга Костюка. После приезда в Ростов он уже дважды приходил к ней, но соседка говорила, что Татьяна ещё не приехала. Гостила она в семье матери своего мужа в пятидесяти километрах от Ростова. Может, уже вернулась? Надо сходить, но сначала он позвонит жене и предупредит её, что домой придёт позже. Напротив в каменном доме на первом этаже находилась милиция, он зашёл туда и попросил у дежурного разрешения позвонить домой. Мерецкова сразу соединили с квартирой.

— Дуняша, это я, Кирилл. Как ты себя чувствуешь? Хорошо?.. Я рад. Задержусь в городе ещё на часок, не возражаешь?

«И всё же кто у меня родится? — в который раз спросил он себя. — Вот если бы мальчик! Вырос бы он и пошёл по моей дороге в жизнь…» Мерецков сел в трамвай, доехал до рынка и минут через десять уже постучал в знакомую дверь. Ему открыла Татьяна. Она обрадовалась.

— Проходите в комнату, садитесь. Я приехала под утро. Сегодня исполнилось три года, как я похоронила отца.

— Игоря Денисовича мне жаль, — грустно молвил Кирилл Афанасьевич. Он подошёл к столу и сел. — Его убили?

— Да, это случилось вскоре после того, как вы побывали у меня в Москве. — Татьяна глубоко вздохнула и тоже сена. Она подробно рассказала о гибели отца.

— Вы, наверное, знали людей, окружавших Игоря Денисовича. Никто из них не мог совершить такое гнусное преступление? — спросил Мерецков.

— Нет, у папы были очень порядочные друзья, они скорее дали бы обидеть себя, чем подвели бы его.

— И всё же, кто мог это сделать?

— Я подозреваю одного близкого мне человека, — несмело заговорила Татьяна.

— И кто же это такой?

— Мне кажется, что это сделал его сын, а мой родной брат Аркадий. Он не простил отцу того, что тот после революции пошёл добровольно служить в Красную Армию, как это сделал его кумир генерал Брусилов. Папа к тому же долгое время был лечащим врачом Алексея Алексеевича, которого агенты Деникина пытались убить за то, что он перешёл на сторону большевиков, но это им, к счастью, не удалось… — Она с минуту помолчала, о чём-то размышляя, потом вдруг добавила: — Я перед вами виновата. Помните, когда вы были у меня в Москве, ко мне приходил молодой человек?

— Да, вы ещё сказали, что это ваш кузен.

— То был мой брат Аркадий. — Татьяна заметила, как гость наморщил широкий лоб. — Он уезжал в Новороссийск, оттуда на пароходе должен был уйти за границу, и я боялась, что в Москве его могут арестовать. Отец предупреждал меня, что Аркадий может приехать в Москву и напакостить мне. Но брат предложил мне отправиться с ним за границу, потому что семью Костюк, мол, всё равно будет преследовать советская власть. Но я с ним не поехала.

— Где он теперь?

— То ли в Германии, то ли во Франции. Я с ним связь не поддерживаю.

— Если вдруг Аркадий объявится, дайте мне знать. — Мерецков протянул Татьяне листок, на котором был записан номер его телефона.

Начало марта 1924 года на Дону выдалось по-весеннему тёплым, правда, когда шли дожди, становилось прохладно. Мерецков всё последнее время проводил в поле, на учениях, и, хотя всё шло строго по плану, он был каким-то настороженным и грустным. Это заметил комдив Ольшанский.

— Что-нибудь случилось? — спросил он. Ольшанский находился на КП дивизии и в бинокль наблюдал, как сапёры обезвреживали минное поле противника, чтобы затем пехота ринулась на штурм его укреплений.

— Тут такое дело… — смущённо заговорил Кирилл Афанасьевич. — Ночью у моей жены начались схватки…

— Ты ждёшь малыша? — уставился на него Ольшанский. — Вот здорово! И что же ты сделал?

— Отвёз её в роддом, а сам поспешил на службу. Теперь вот переживаю, как там она. — Мерецков достал папиросы и закурил.

— Почему же мне не позвонил, когда отвёз Дуняшу в роддом? — сурово спросил комдив. — Я бы разрешил тебе остаться там до выяснения ситуации.

— Не хотел отвлекать тебя от важных дел. А тут ещё учения начались…

Ольшанский поправил на груди бинокль, подошёл к Мерецкову ближе.

— Вот что, Кирилл. Оставь за себя своего заместителя, а сам поезжай в роддом. Город-то в тридцати километрах! Полчаса ходу, и будешь на месте. Или ты не уверен, что заместитель сумеет руководить войсками на учении?

— Нет, что ты, он подготовлен хорошо, — смущённо ответил Кирилл Афанасьевич. — И всё же…

— И всё же тебе надо ехать! — Ольшанский был в эти минуты не похож на себя, голос у него стал твёрдым и решительным. Казалось, он больше чем сам Мерецков пережимает за его жену.

Мерецков растерянный стоял на КП.

— Чего ждёшь? — рявкнул комдив.

— Когда мне вернуться в штаб? — спросил Кирилл Афанасьевич.

— Решай сам, исходя из обстановки, понял?..

«Эмка», скрипнув тормозами, застыла у подъезда роддома. А тут, как на грех, когда проехали мост через Дон, подул ветер, нагнал чёрные тучи, грянул гром и с неба хлынули потоки дождя. Мерецков выскочил из машины, и, пока ему открывали дверь, он изрядно промок.

— Вам чего, товарищ военный? — спросила его дежурный врач приёмного покоя, полная, сероглазая женщина в белом как снег халате. Смотрела она на Мерецкова строго, словно он в чём-то перед ней провинился.