Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

Ольшанский достал из портупеи блокнот, вырвал из него лист и написал записку.

— Бери, Кирилл, и до встречи в Ростове-на-Дону, в штабе Северо-Кавказского военного округа!

«А вдруг мне Шапошников откажет?» — думал Мерецков, направляясь в Наркомат по военным и морским делам.

— Ах, это вы, голубчик! — воскликнул Шапошников, едва Мерецков вошёл к нему в кабинет. — Давненько я вас не видал. Вас что, из Западного военного округа перевели? Где вы теперь служите? Да вы садитесь, пожалуйста…

Кирилл Афанасьевич доложил ему о своей службе, о том, как он попал в распоряжение Главного управления рабоче-крестьянской милиции, инспектирует не работу воинских соединений и частей, а милиции.

— Не по душе мне это дело, Борис Михайлович, вот и пришёл к вам с просьбой…

— Понимаю вас, голубчик, — сочувственно произнёс Борис Михайлович. — Не для этого вы окончили академию. — Он встал, заходил по комнате. А Мерецков ждал, когда он снова сядет за стол, чтобы вручить ему записку. — Так что у вас за просьба?

Мерецков смутился, отчего-то залился краской.

— Есть у меня записка для вас… — Он, не глядя Шапошникову в лицо, отдал её.

Тот сел за стол и стал читать про себя. Потом вскинул голову и, глядя на Кирилла Афанасьевича, проговорил:

— Я дам вам направление в штаб 15-го стрелкового корпуса. — Шапошников взял ручку и на углу письма Ольшанского написал резолюцию. Затем вызвал своего помощника и отдал ему листок. — Срочно подготовьте документ, а вы, Кирилл Афанасьевич, подождите. Вы, наверное, хотите сегодня же уехать в Ростов?

— Так точно, если вы не возражаете.

— Поезжайте, голубчик, принимайте дела и трудитесь в полную силу, — одобрил его намерение Шапошников. — У Михаила Ольшанского есть чему поучиться, да и вы не лыком шиты. У меня как-то был профессор Новицкий, он рассказывал о своих выпускниках. Вас очень хвалил. Говорил, что на экзаменах вы в пух и прах разнесли полководца Наполеона за то, как он мыслил, готовясь к нападению на Россию, однако же проиграл войну, Кутузов утёр ему нос. Что, так всё и было, как говорил мне Василий Фёдорович? Или он это придумал?

— Всё правда, — бодро ответил Мерецков. — Лекции профессора Новицкого я очень любил слушать, в них содержались глубокие мысли. Из этих лекций я понял, что, если хочешь взять верх над врагом, избегай в бою шаблона, стремись творчески осмысливать ситуацию на фронте и принимай решение, исходя из конкретной обстановки.

— Что верно, то верно, люди такой породы, как профессор Новицкий или его коллега Свечин, всегда находят, чем удивить слушателей, как доходчиво преподнести им самую сложную истину. — Шапошников закурил. В это время помощник принёс ему документ. Он подписал его и вручил Мерецкову. — Успехов вам, голубчик! Служба на Кавказе пойдёт вам на пользу. Будете в Москве — заходите к нам в Генштаб. У вас всегда есть что сказать штабистам.

— Понял, Борис Михайлович. — Мерецков встал. — Спасибо вам за доброту и внимание…

Ростов — город, Ростов — Дон. Словно исполин раскинулся он на берегу батюшки Дона, ворота Северного Кавказа. Утреннее солнце купалось в иссиня-голубой воде, юркие буксиры бегали от одного причала к другому, и во всём этом чувствовался слаженный ритм работы большого города.

«Ладно, хватит любоваться Доном, надо скорее идти в штаб Северо-Кавказского военного округа», — решил Кирилл Афанасьевич, вдыхая пряный запах ветра, дующего на город со стороны степей.

На душе у Мерецкова было грустно, но, когда его принял начальник штаба 15-го стрелкового корпуса Ольшанский, он сразу повеселел.

— Не возражал Шапошников? — спросил Ольшанский, здороваясь с ним за руку.

— Нет. Похвалил ваш корпус, тепло отозвался о тебе, потом выписал мне направление…

Ольшанский был невысок ростом, лобаст, с мохнатыми бровями, из-под которых весело поблескивали чёрные глаза. Он производил впечатление сурового человека, на деле, однако, был прост и улыбчив. Он пригласил Мерецкова в свой кабинет и, когда они туда вошли, сказал:

— Ты прибыл ко мне на должность помощника начальника штаба корпуса, а я хочу предложить тебе другой пост, более высокий. Ты же закончил Военную академию!

Кирилл Афанасьевич насторожился.

— Какой пост, Михаил?

— Пойдёшь начальником штаба 9-й Донской стрелковой дивизии, в её составе более десяти тысяч бойцов и командиров. Это тебе подходит?

«Так это же здорово — дивизия, там генеральская должность!» — обрадовался Мерецков.

— Ты же ещё в Гражданскую войну был помощником начальника штаба дивизии, не так ли? — Ольшанский в упор обжёг его своим цепким взглядом.

— Верно.

— А эта должность на ступень выше! Что тебя смущает?

Мерецков тронул его за плечо:

— Да ничего не смущает! Просто всё так неожиданно… Короче, я согласен и готов немедленно принять эту дивизию!

— Давай решим так, — Ольшанский смотрел на своего коллегу с мягкой улыбкой на загорелом лице. — Я поведу тебя к командиру корпуса, он познакомится с тобой, а затем вместе поедем в дивизию, и я представлю тебя бойцам. Сейчас у нас в округе началась военная реформа, и ты с ходу включайся в неё. Важно решить, какая должна быть армия в социалистическом обществе.

Мерецков передёрнул плечами.

— Ведь план военной реформы в общем виде уже принят?

— Да, но теперь этот план частично изменяется, — пояснил Ольшанский. — Одни ратуют за всевобуч, как, например, Подвойский, другие предлагают милиционную систему, третьи отстаивают кадровую армию: она, мол, хорошо обучена и сможет постоять за Родину. Я за то, чтобы сочетать и то и другое. А что скажешь ты, Кирилл?

— Я согласен с тобой, Михаил, за такую реформу и я готов бороться.

Ольшанский сообщил, что сейчас на Северном Кавказе работает специальная комиссия ЦК РКП(б), возглавляемая секретарём ЦКК Гусевым. Она проверяет состояние Красной Армии, и все с интересом ждут её выводов.

— Скажу тебе откровенно, Кирилл, эта комиссия вскрыла в войсках серьёзные недостатки в обучении и воспитании бойцов и командиров, так что следует ожидать худшего, — грустно констатировал Ольшанский.

— Меня это тоже настораживает, — заметил Мерецков.

На второй день после приезда в Ростов он вступил в свою должность и с жаром взялся за работу. Раньше с регулярными пехотными частями Мерецков дела не имел. Под Казанью в 1918 году, где он воевал, такие соединения только формировались. А на Южном фронте в 1919 году 14-я стрелковая дивизия, где он служил, оказалась громоздкой, плохо поддавалась управлению и не имела современной техники. Фактически эта дивизия представляла собой скопление людей с винтовками и орудиями, в малой степени обученных. «И когда перед нами встала задача превратить Донскую дивизию в так называемое опорное соединение Северо-Кавказского военного округа, — отмечал Мерецков, — я использовал то, что видел и чему научился прежде всего в Конармии, дивизии которой были лучше обучены, сплочены и вооружены».