Олег Капустин - Судьба генерала

Но персияне лениво играли в нарды, потягивали кофе, одновременно раскуривая кальяны и булькая в них водой. На чиновника они не обращали никакого внимания. Штабс-капитану уже надоело безрезультатно шататься по Тифлису. Начальник штаба Грузинского отдельного корпуса полковник Вельяминов в присутствии Ермолова предупредил Николая, что они ожидают вражеского агента, который должен явиться на связь с изменником. И как только появится тот, кому чиновник передаст пакет с бумагами, то их обоих нужно арестовать на месте преступления с поличным. Но время шло, а к этой овце в чиновничьем мундире никто не подходил.

Вскоре в духан ввалилась весёлая и громогласная компания мастеровых. Она расположилась на низких скамейках и, громко, гортанно переговариваясь, стала обедать. Среди молодых черноглазых усатых мужчин Муравьёв узнал нескольких переодетых линейных терских казаков, которых было просто не отличить от местных жителей. Это были те, кому он должен отдать приказ на захват вражеского агента. Николай внутренне подобрался. Он почувствовал, как сгущается атмосфера. Но пока, несмотря на внутреннее напряжение, всё было на удивление спокойно в просторном дарбази духана. Неподалёку от него на очаге кипели котлы, на столиках стояли большие гоби — круглые деревянные блюда, на них ещё дымились высыпанные масленые беляши, рядом высились пузатые глиняные кувшины с вином и горка ароматных горячих лепёшек. Муравьёв подозвал бичо, мальчика в драной рубашонке, который только что переменил чашки с кофе персидским купцам, и послал его к духанщику сказать, чтобы ему принесли так соблазнительно пахнувшую лепёшку и порцию шашлыка. В этот момент из угла дарбази встал высокий горец в драной черкеске и косматой чёрной папахе, надвинутой на глаза, и, чуть покачиваясь, как хорошо нагрузившийся вином человек, подошёл к пьющему чай чиновнику.

— Послушай, батоно, купи кинжал, — громко проговорил он и плюхнулся на стул рядом.

— Что, на вино деньги кончились, генацвали? — спросил чиновник, улыбнувшись. — Ну ладно, давай показывай, что у тебя за товар.

Горец вынул из-за кушака кинжал грубой местной работы. Лысая голова канцеляриста склонилась над ним. Николай замер, пристально наблюдая за обоими. Вот он заметил, как божий одуванчик, с наивным видом рассматривающий орнамент на ножнах кинжала, тихонько передаёт горцу под столом небольшой светло-коричневый бумажный пакет.

«Вот сука, ведь чуть не облапошил меня!» — подумал Николай и подал условленный знак переодетым казакам: он уронил на земляной пол свою серую папаху И; ещё добавил команду:

— Вперёд!

Казаки бросились на сидящих у окна. Но горец проявил невиданную прыть. Он успел буквально за несколько мгновений перерезать острым как бритва кинжалом горло чиновнику, ударить в грудь подскочившего казака и выпрыгнул в окно. Там на него набросился нищий, прикрывающий выход из духана. Два тела, извиваясь, покатились по пыльной улице. Но вскоре нищий остался неподвижно лежать в пыли, широко разбросав руки, а горец вскочил, подхватил упавшую папаху и бросился в сторону к узкому переулку. В этот момент рядом с ним оказался Николай. Он одной рукой схватил за плечо убегающего, а другую занёс для удара кинжалом. Но горец, извиваясь как гибкая змея, шарахнулся в сторону. Старая ткань черкески затрещала на его плече. В левой руке Муравьёва оказался кусок ветхой ткани, но правая всё же достала отпрыгивающего джигита. Длинное лезвие кинжала штабс-капитана скользнуло по правой щеке агента и вошло в мякоть предплечья. Однако тот повернул оскалившееся, как морда волка, залитое кровью лицо к Николаю и неожиданно пнул его в пах. У Муравьёва подкосились ноги, и он рухнул на дорогу, хватая ртом воздух. Горец взмахнул кинжалом, чтобы добить Николая, но был вынужден ударить им подбежавшего казака. Затем джигит, явно недовольный, что ему не удалось пырнуть кинжалом обидчика, корчившегося у ног в пыли, свирепо блеснув белыми зубами, увернулся от двух подбежавших преследователей и бросился в узкие переулки Армянского базара. Как ни пытались его догнать оставшиеся в живых казаки, но того и след простыл.

Когда Николай пришёл в себя, он приковылял обратно в духан и с тоской осмотрел мёртвое тело злополучного чиновника, распростёртое у окна. На простой круглой физиономии застыло выражение крайнего удивления и ужаса. Это всё, что у Муравьёва осталось.

— Полный провал! — пробормотал штабс-капитан.

Он приказал казакам убрать трупы из духана и с улицы. Чертыхаясь про себя, Николай стоял в душном дарбази и долго ждал, пока по улице к распахнутой двери не подъехала скрипучая арба, запряжённая медлительными волами. Казаки, спокойно переговариваясь, вынесли из духана, взяв за руки и за ноги, трупы чиновника и погибшего товарища и бесцеремонно забросили их на высокую повозку рядом с невозмутимым возницей, потом присоединили к ним убитого нищего, и арба, поскрипывая огромными колёсами, покатилась по кривой улочке. Хозяин духана, толстый грузин в ярко-красном архалуке [19] Архалук — мужская и женская верхняя распашная одежда у народов Кавказа. , перевязанном по большому животу поясом с серебряными накладками, засыпал лужи крови на полу опилками и, что-то недовольно ворча себе под нос, удалился в задние комнаты. Николай поднял с земляного пола свою папаху, отряхнул её от пыли, надел и хотел уже выйти, как к нему подбежал мальчик с подносом.

— Шашлык будете, батоно? — спросил он громко.

— А чтоб тебя, бичо, шайтан съел, дурака, — выругался Муравьёв и пошёл, тяжело шагая, к выходу.

— Ну вы же заказывали, уважаемый, как же так? — выкрикнул мальчишка громко ему вслед, одновременно щёлкая пальцами правой руки, чтобы отвести от себя проклятие незнакомца.

Штабс-капитан рассмеялся и на ходу швырнул серебряный рубль пацану.

— Съешь его за меня, — сказал странный русский и вышел из духана.

Николай, виновато опустив голову, направился к резиденции наместника докладывать начальству о секретной операции, над плачевными результатами которой уже подсмеивался почти весь Тифлис. На восточном базаре новости распространяются мгновенно.

Муравьёв не спеша плёлся к центру города. С ним рядом шёл загорелый до черноты хорунжий, который командовал отрядом переодетых казаков. Оба офицера мрачно молчали. Они приостановились, чтобы пропустить ногайцев в бараньих шапках и пёстрых халатах, ведущих мимо по пыльной дороге двух верблюдов; между горбов сидели молодые девицы в зелёных рубахах и алых халатах, перехваченных в талии широкими поясами. Из-под них виднелись ноги в пёстрых шароварах и ярко-красных сафьяновых сапожках. На скуластых лицах восточных модниц под меховыми шапочками блестели раскосые девичьи глазки, кокетливо поглядывающие на окружающих мужчин. Николай, увидев их, не мог, пусть и печально, не улыбнуться.