Олег Капустин - Судьба генерала

Приём закончился. Николай, сдерживая себя, чтобы не ускорять шаг, наконец-то возвратился к большим воротам. Там его уже ждал серый жеребец туркменской ахалтекинской породы. Его посадили верхом и повели под уздцы лошадь. А сзади толпился любопытный народ, которому не терпелось посмотреть на отважного русского, который сумел добиться своего, хотя его жизнь в течение полутора месяцев буквально висела на волоске. Пересекая базарную площадь, Николай увидел отрубленную голову Ат-Чанара. По спине капитана пробежали холодные мурашки. Его голова вполне могла бы оказаться здесь по соседству. Да, хватит дразнить судьбу, пора убираться подобру-поздорову из этого не столь уж гостеприимного ханства. Несмотря на все опасности, он выполнил возложенное на него поручение!

Через три недели Николай Муравьёв подъезжал к каменному плато, за которым в трёх днях перехода уже плескалось Каспийское море. За спиной остались пески Каракумов, на их барханах частенько появлялись всадники в чёрных тельпеках [32] Тельпек — папаха. . Это были люди Тачмурада, охранявшие издалека русского посла и сопровождающих его хивинцев. Николай всё нетерпеливей подгонял своего мохноногого киргизского конька, купленного в Хиве для обратного путешествия. Ему всё казалось, что стоит только пересечь гряду каменных холмов, как перед ним откроется море и он увидит, как на волнах качается корвет с Андреевским флагом на корме. Однако одна каменная гряда, покрытая пустынным марганцовочным загаром, сменялась другой, а впереди только щебень и щебень.

Николай опускал голову и изредка переругивался с Петровичем, очень недовольным, что хан одарил его только простым ватным халатом.

— Ох, люди! Ох, люди! — горестно качал своей головой Петрович, на которой красовалась большая киргизская шапка с длинными ушами, купленная ему капитаном на хивинском базаре.

— Да перестань ты стонать, — одёргивал его Николай, — мы не для того проделали столь далёкий и опасный путь, чтобы получить какие-то паршивые подарки от этого азиатского самодура. Мы выполнили миссию государственной важности. Ты должен этим гордиться!

Но по кислой физиономии Петровича что-то незаметно было, что он гордится. Армянин тяжело вздохнул и повторил своё извечное:

— Ох, люди! Ох, люди!

Но, как оказалось, мрачное отношение ко всему роду человеческому у Петровича имело веские основания. Злоключения посольства ещё не кончились. Когда они остановились на привал у гряды причудливо выветренных скал, вдруг рядом с конями и верблюдами показались дико визжащие люди с шашками наголо. Они бросились на караван. Заскрежетала сталь. Это отбивались врукопашную тюякеши и хивинцы. Муравьёв, зычно командуя, смог во главе своего отряда отступить к одной из скал. Имея за плечами прикрытие, легче было отбиваться от озверевших разбойников. Но силы были неравные.

— Долго так мы не продержимся, — сказал Муравьёв проводнику Сеиду, опытным взглядом оглядывая поле боя после того, как они отбили одну из атак. — Да заряжай ты быстрее! — прикрикнул капитан на Петровича, возившегося трясущимися руками со штуцером.

— О Господи, Пресвятая Богородица, — причитал армянин, загоняя свинцовую пулю в нарезной ствол, — помоги нам в последний раз, ведь до берега-то осталось рукой подать, ну что тебе стоит? — взмолился он и плюхнулся на колени, воздымая руки к небу.

И Дева Мария услышала их, но не только она. Раздался грохот многих копыт, и неподалёку показались всадники в бурках и чёрных папахах.

— Тачмурад! — взвизгнул от восторга Петрович. — Тачмурад прискакал! — И армянин выхватил совсем забытую им было шашку, висевшую у него на поясе. — Сейчас мы им покажем! — кровожадно выкрикнул он и кинулся было вперёд, но вовремя остановился.

Перед ним возникла высокая фигура туркмена в дорогой светлокаракулевой папахе. Он взмахнул длинной кривой шашкой, и огромная пушистая киргизская шапка, лишившись верха, оголила лысый череп моментально потерявшего весь свой воинственный пыл Петровича. Сам её хозяин спас голову лишь тем, что от страха плюхнулся на толстую задницу. Армянин с ужасом уставился на нападающего.

— Господи! Да ведь это Сулейман-хан! — завопил он и пополз на четвереньках в сторону.

Сам же главарь бандитов закричал:

— А ну, Муравьёв, выходи, шайтан тебя задери, нечего прятаться за чужими спинами, вынимай шашку и давай сразимся! Или ты надеешься, что Тачмурад тебя защитит?

— Я уже давно с шашкой в руках, паршивый убийца, — спокойно ответил Николай, — и она в крови твоих бандитов.

Он вышел вперёд.

— Ну наконец-то ты в моих руках! — прорычал Сулейман-хан и бросился на русского офицера.

Туркмен явно спешил: люди Тачмурада уже завязали бой у него за спиной. Но коса нашла на камень. Николай фехтовал уверенно и мощно. Сулейман-хан, оскалив волчьи зубы, начал помогать себе острым как бритва кинжалом. В нескольких местах мундир на капитане уже был рассечён. Показалась кровь. Но Муравьёв, тоже Орудуя кинжалом и шашкой, начал теснить главаря бандитов. За его спиной уже раздавались крики воинов Тачмурада.

— Алла, алла! — завизжал Сулейман-хан и бросился на русского офицера.

Николай успел отвести коварный боковой удар шашкой, почувствовал, как сталь кинжала ожгла плечо, и сам быстрым, уверенным движением левой руки, как на медвежьей охоте, воткнул кинжал снизу под рёбра бандиту. Длинный клинок по рукоять вошёл в тело Сулейман-хана, располосовав сердце. Туркмен зашатался и упал. И тут рядом с ним возник огромный Тачмурад в высокой папахе и развевающейся бурке. Он взмахнул рукой — и голова Сулейман-хана покатилась по гладкой, выветренной каменной поверхности. Тёмная кровь, хлеставшая фонтаном из перерубленной шеи, смешалась с пустынным загаром на скале.

— Пусть его чёрная душа поскорей попадёт в ад, а тело будет расклёвано птицами! — воскликнул Тачмурад, бросая шашку в ножны.

Николай только сейчас почувствовал, как по плечу и груди струится кровь. Он слегка покачнулся и присел на груду камней, положив рядом с собой шашку и кинжал.

— Вы ранены, ваше высокоблагородие? — воскликнул появившийся рядом с ним Петрович. — Давайте я вас перевяжу.

Армянин ловкими мягкими руками стал расстёгивать офицерский сюртук Николая.

— Ты из какого колодца вынырнул, Шайтан-Петрович? — воскликнул, весело хохоча, Тачмурад.

Ему вторили воины, быстро окружившие их.

— Ну сколько можно издеваться над бедным человеком? — вопрошал Петрович, перевязывая Николаю довольно глубокую рану в плече. — Ох, люди! Ох, люди! — качал он своей лысой головой.

— А теперь я могу сказать, нисколько не преувеличивая: «Палван гельды!» — «Богатырь пришёл!» — воскликнул Тачмурад, обнимая русского офицера. — Ты, Николай-джан, — настоящий богатырь! Тебе и хана удалось заставить плясать под свою дудку, и этого своего смертельного врага убить своими руками. А теперь ты попал в мои руки, и я уж тебя не отпущу, пока ты не посетишь моё становище. Там в моей юрте ждёт не дождётся моя молодая жена Гулляр угостить нашего дорогого гостя. — Робин Гуд пустыни повернулся к столпившимся вокруг людям, сопровождающим Муравьёва. — Вы все мои гости!