Александр Антонов - Воевода Шеин

— Но помни, что пушкари народ строптивый, ты им всё толком объясни. Им стрелять ядрами Анисима, — заметил ненароком Михаил.

Анисим смекнул, что заготовить камни — дело непростое: вдруг их в округе нет, вдруг снег выпадет, укроет берега у речек, а потом и речки льдом закуёт. «Спешить, ой как спешить надо», — подумал он и отправился на постой к пушкарям. Рассказал им всё без утайки. Пушкарям их «поводырь» пришёлся по нраву. Но в душе они решили, что давно не занимались скоморошьими делами — вот и приспело время. И пошли они следом за «поводырём» «ловить» камешки по речкам Снежеть и Зуша. Однако собирали они камни старательно, и дело у них спорилось. Они уже прикидывали, на сколько зарядов набрали ядрышек, и пришли к выводу, что с таким запасом можно попугать ордынцев.

Как-то пушкари и Анисим сидели у костра близ речки Зуша, отогревали руки, застывшие в ледяной воде при сборе камней, и Анисим рассказывал пушкарям притчу о том, как трёхлетнюю Марию, будущую Богородицу, отдавали в храм на служение Богу. На дороге, петляющей берегом Зуши, появился странник верхом на пегой лошадёнке. За седлом у него висели с одной стороны лубяной короб, с другой — большая сума. Он подъехал к костру, остановился.

— Честной народ, здравствуйте. Если бы кто спросил меня, как проводила время, будучи отроковицей, Пресвятая Дева Мария, я ответил бы: то известно самому Богу и Архангелу Гавриилу, неотступному хранителю её.

— Разве ты слышал, о чём мы вели речь? — подбежав к путнику, спросил стременной.

— Твои словеса, Анисим, гуляют по воле. Как не услышать их от небесных птиц? — улыбнулся в рыжую бороду путник. Его зелёные глаза смеялись.

Анисим стоял, открыв от удивления рот, но ответил достойно:

— В Святцы заглядывал, кто я есть такой! Но и я про тебя кое-что ведаю. Коробейник ты, лаптями да онучами торгуешь.

Сильвестр, торговец от Бога драгоценным узорочьем, не стал разубеждать Анисима. Они и без того поняли друг друга: два сапога — пара.

— Верно, брат Анисим, лаптями и онучами торгую. А еду я к воеводе Шеину, который три дня назад в Мценск прибыл.

— Всё так, огнищанин [20] Огнищанин — хозяин дома либо земледелец. . Ну, иди к костру, погрей руки.

— В другой раз, пономарь, — ответил Сильвестр и поехал дальше.

Спустя совсем немного времени Михаил Шеин обнимал Сильвестра, который нашёл его в воеводском доме.

— Как я рад видеть тебя, красное солнышко, отец мой посажёный! Не из Москвы ли?

— Нет, батюшка-воевода. Из стольного града нам уйти пришлось. Государь Борис счёл, что мы во всём виноваты: дескать, колдовством да ведовством накликали беды и голод на Русь.

— Слышал я, что и себя он казнит за грехи перед Богом и державой за убиение отрока Димитрия.

— Спросил бы нас, мы бы ему сказали, что Димитрий жив и скоро попытается дать о себе знать народу. Он уже не отрок, а муж.

— С тобой не спорю, святой человек. Но что же Димитрий не молвил о себе ни слова до сих пор?

— Трудно ему, он в хищные руки попал. Вот и весь сказ, боярин.

Михаил распорядился, чтобы подали на стол медовуху и закуски. Спросил Сильвестра:

— Ведомо ли тебе о моих?

— Всё ведомо. Ведь мы с Катей поселились во Владимире, вовсе близко от Суздаля. Всё у тебя путём. И ты знаешь это. Одного не знаешь: что Катюшка твоя — яблоко наливное синеглазое.

— Спасибо за добрую весть. Как я хочу увидеть родимых! В Мценск-то что тебя привело?

— А вот это другой разговор.

— Садись же к столу. Пригубим за встречу, и поведаешь.

Они выпили медовухи, закусили говядиной, капустой квашеной. Потом Сильвестр повёл речь:

— Довелось мне в августе побывать в Крыму с купцами греческими. Мы на судах приплыли в Гезлев на торжище и услышали о том, что крымчаки собираются ранней весной идти большой ратью на Русь и на Польшу.

— Так сразу на нас и на Польшу?

— Так, Борисыч, так. Одним крылом Польшу накроют, другим — наши земли. А ещё я заглянул однажды с греком в их чайхану и услышал разговор о том, что некий князь Шалиман грозится отсечь голову самому батыру Шее. Не о тебе ли это, Борисыч?

— Встречался я с Шалиманом, пленил его. Потом отпустил под честное слово не приходить больше на Русь… Не умеют они держать своих слов.

— Испокон веку это ведомо. Видится мне, что тот князёк Шалиман придёт под Мценск. Чутьё, рождённое жаждой мести, приведёт его сюда. Да зрю по тебе, что ты перед ним выстоишь, — улыбнулся Сильвестр.

— Постараюсь, если не помешают.

Сильвестр провёл в Мценске три дня, один из них — день Введения во храм Пресвятой Богородицы — торговал на местном базаре узорочьем. Покидая Мценск, он попросил Шеина:

— Ты, Борисыч, укрепляй крепость. Обошёл я её, посмотрел. Много слабых мест. Ставь там срубы, как начал. И ядра Анисима готовь впрок. Славное дело вы придумали.

— Буду исполнять твоё пожелание. А ты в Суздале побывай, передай моим, что жив и здоров.

— Побываю, друг. Мне идти всё прямо, прямо — на Тулу, на Рязань, на Владимир, а там и Суздаль рядом.

На том и расстались два побратима, чтобы в нужный час встретиться вновь.

Наступила зима. Озимые хлеба ни дождями не вымочило, ни морозом не сожгло. Их вовремя укрыло снегом. Радовались хлебопашцы: быть урожаю. Но не сильно ликовали: навалятся крымчаки — всё потопчут, потравят конями. Зимние холода не принесли в Мценск покоя, тишины. Ратники трудились день за днём. Воеводы как могли поддерживали дух воинов. Когда валили лес на ремонт крепостных стен, на новые туры, Михаил сам часто выезжал на рубку, брал топор и охотно подыскивал деревья, обрубал сучья.

Крепость постепенно обновлялась. Были восстановлены на стенах «козырьки Адашева» — так называли теперь карнизы, устроенные сорок с лишним лет назад.

В конце марта неведомо какими путями дошла до Мценска весть о том, что крымская орда выкатилась за Перекоп и вступила в приднепровские степи. Что ж, там весна уже торжествовала и появился подножный корм. Так и пойдёт орда на север, вслед за наступающей весной. И прикидывали мценские воеводы, что крымчаки подойдут под Орел и под Мценск примерно в середине апреля, если они нацелились на юго-западные земли Руси.

Из Тулы в эту пору обычно приходили обозы с пороховыми зарядами, развозили их по большим и малым крепостям. Не подвели туляки и на этот раз. Обоз прибыл в первых числах апреля. Михаил сам принял всё по счету. В тот же день он велел Анисиму собрать всех пушкарей, выкатить за город две пушки, найти овраг и там показать всем пушкарям, как заряжать новые «ядра», как они поражают «врага». И, хотя мценские пушкари были умелыми мастерами стрельбы, на этот раз Шеин поставил над ними Анисима. По его слову заряжались пушки, развешивались холсты.

Пушки установили в пятидесяти саженях от холстов. Орудия были мощнее тех, какими Михаил и Анисим стреляли в Пронске. Холсты разделили так, чтобы у каждой пушки была своя цель. Выстрелили сперва из правой пушки, и холст был изрешечен и смят. Но со второй пушкой случился казус. Пушкарь Никифор навёл её чуть выше цели, и низ холста и обе его стороны не были поражены ни одним ядрышком.