Александр Антонов - Воевода Шеин

В этот час прискакал из Рязани гонец. Открыли ему ворота, он спросил, где найти воеводу Шеина, как узнал, помчал к храму. Гонца россияне всегда угадывали и даже могли сказать по виду, с какими вестями он примчал. Как глянули пронские жёны на гонца, так и поняли, что привёз он недобрые вести. Он же кричал:

— Дорогу, дорогу! Где воевода Шеин?

Крик гонца достиг ушей Михаила. Он понял, что гонец неспроста к нему рвётся: важные вести привёз. И Михаил сказал Артемию:

— Иди, брат, в храм. Пусть ваш обряд идёт своим чередом. Я же скоро приду.

— Понял тебя, побратим. Всё так и будет, как присудили.

Артемий скрылся с Анастасией за вратами храма. А Михаил подошёл к гонцу.

— Что случилось, служилый? — спросил он.

— Грамота тебе, воевода, срочная.

Гонец достал с груди из-под кафтана свиток. Михаил взял его, проверил печать, сорвал её и развернул грамоту. Прочитал и стиснул зубы, потому как захотелось ему выругаться с досады. Грамота была краткой и жёсткой. В ней говорилось, чтобы он, воевода сторожевого полка Михаил Шеин, по воле царя Бориса Годунова взял в Пронске две сотни конных, с которыми пришёл из Москвы, и следовал в день получения грамоты в Мценск воеводой передового полка, не добиваясь опалы. Указывалось в грамоте, что вторым воеводой идёт стольник и воевода Борис Михайлович Вельяминов. Находился Вельяминов в эту пору в городке Михайлове.

Осмотревшись, Михаил увидел неподалёку Анисима, кликнул его.

— Сбегай в полк, позови сотских Никанора и Глеба к дому воеводы Селезнёва. Да не мешкай и им не давай.

— Исполню мигом, воевода, — ответил Анисим и убежал.

А Михаил Шеин задумался: что могло случиться под Мценском, если его так спешно перебрасывают? Но гонец ещё был рядом, и он, похоже, выложил не всё. Михаил спросил его:

— Что ещё у тебя, служилый?

— Фролом меня зовут. А сказать я тебе, батюшка-воевода должен вот что. Как провожал меня дьяк Вылузгин, велел передать тебе добрые вести. Твои в Суздале здравствуют. Голод их не поразил. И семеюшка твоя разрешилась, принесла дочь.

— Что ж ты, Фрол, до сих пор молчал! — воскликнул Михаил. — Доченьку-то как назвали? Крестили?

— Всё путём, воевода. А назвали её Катей — так твоя жена захотела. У Измайловых тоже всё по-божески. А большего я не знаю.

— Ну спасибо тебе, славный Фрол. То-то радость принёс! Елизару поклон от меня. А пока ты отдохни у нас, сейчас трапеза великая свадебная будет. Мне же в путь пора собираться. По какой причине, не ведаешь?

— Не ведаю, воевода. Да дьяку Вылузгину ты любезен.

— Выходит, и впрямь по царской воле меня отсылают с насиженного места.

Первое, что пришло Михаилу в голову, была мысль о чьих-то происках. Едва он приготовил крепость к обороне, как его гонят неведомо куда. Но появилось и другое. Михаил знал, что Мценск совсем близко от Польши. «Вот и разгадка: поди, поляки с разбоем лезут. Им и мир не помеха, лишь бы разорить соседа», — решил он.

Шеин и до дома Селезнёвых не успел дойти, как его догнали сотские Никанор и Глеб. Когда сошлись они, Шеин сказал:

— Идём в поход, други. Вам до полудня завершить сборы, накормить людей и в путь. Да не забудьте харчи взять. Идти нам не меньше семи дней.

Увидев Анисима, Михаил велел ему:

— И ты собирай всё в путь. А я до храма схожу.

Но, когда Шеин подходил к храму, венчанные Артемий и Анастасия выходили из него. Михаил подошёл к ним.

— Поздравляю вас, мои славные. — И добавил: — А мне и погулять некогда на вашей свадьбе. Артемий, принимай от меня полк, а я во Мценск ухожу.

Так всё и было. К полудню мимо дома Селезнёвых прошли две сотни ратников. Возле крыльца стояли две бочки браги, и дворянин Селезнёв со своими сыновьями угощали воинов хмельным, желая им удачи. Когда все воины прошли, из дома вынесли поднос с кубками и поднесли сотским Никанору, Глебу и самому воеводе Михаилу. Он взял кубок, поднял его и сказал Артемию и Анастасии:

— Пью за ваше здравие. Дай Бог вам счастья.

Михаил выпил медовуху, обнял Артемия, прикоснулся губами к щеке Анастасии, поклонился всем Селезнёвым. И вот уже он взметнулся в седло. С Артемием и Анастасией ему довелось увидеться только через несколько лет.

Поспешный отъезд из Пронска воеводы Шеина не остался незамеченным для всех ратников полка, с которым он простоял на рубеже «дикого поля» больше года. Воины полка пришли проводить Шеина и тех, кто уходил с ним. И две конные сотни прощались более чем с тремя тысячами воинов, которые выстроились вдоль обочины дороги до самого моста через речку Кердь.

Дьяку Елизару Вылузгину, второму главе Разрядного приказа, Михаил Шеин и впрямь был любезен, и перебрасывали воеводу в Мценск не по воле или прихоти дьяка. Была в эту пору в Разрядном приказе хорошая служба лазутчиков. Они-то и приносили в приказ вести, которые заставляли его служилых людей перемещать полки и сотни с одного участка обороны южных рубежей Руси на другой. В Разрядном приказе служил тогда известный лазутчик Лука Паули. Правда, он служил, ещё и патриарху Иову. Но его хватало на обе службы.

Когда и под видом кого побывал Паули в Пронске, никто того не ведал. Может быть, он являлся в Пронск под видом посыльного от князя Тимофея Трубецкого, и было позже доложено дьяку Вылузгину о том, что Пронская крепость благодаря усилиям Михаила Шеина приготовлена к обороне лучше, чем многие другие крепости на юге Руси.

— Взять тот же Мценск, — докладывал Паули Вылузгину, — по нерадению князя Черкасского — лакомый кусочек для любого князька, имеющего под рукой две тысячи ордынцев.

— Значит, ты считаешь, что Мценску что-то угрожает? — спросил дьяк Елизар Вылузгин.

— Как пить дать, летом его разорят ордынцы, — ответил Лука Паули.

Он был потомком итальянского зодчего, который служил среди итальянских мастеров на Руси во времена великого князя Ивана III. Лука Паули не стал зодчим, он любил странствия, приключения и нашёл себе занятие по душе — слыл лучшим лазутчиком. В эту пору ему было уже за сорок лет, но чуть смуглый, с чёрными волосами, жгучими и умными глазами, сухощавый, подвижный, он выглядел лет на десять моложе.

Выслушав Паули, Вылузгин не сделал при нём никаких выводов. У него была встреча с царём Борисом Фёдоровичем. Правда, царь был мрачен и недомогал. Вся Московская земля и многие северные земли были поражены небывалым голодом, который длился уже второй год. Два лета подряд земля не дала урожая ни зерновых, ни овощей. Голод уносил многие тысячи россиян. Царь Борис роздал всю свою казну на покупку хлеба для москвитян и всех, кто в это тяжёлое время добирался до стольного града в поисках спасения от голода.

Царь встретил Вылузгина сухо.