Александр Антонов - Воевода Шеин

Обмыть новый дом Шеин позвал всех, кто его возводил. Не пожалел казны ни на хмельное, ни на угощение. Он послал Карпа с двумя возами в Кострому, и тот всё закупил на торге. Всем, кто трудился на строительстве дома, Шеин выплатил жалованье. Знал он, что мужики и парни не забудут его справедливости.

Обмыв «новоселье», Шеин несколько дней любовался домом, водил по нему Карпа и показывал, где и что будет стоять из мебели, где и чья разместится опочивальня, кто поселится в светёлке. Постепенно он привык к новому дому, но однажды понял, что его мечты пожить в этом доме в обозримом будущем призрачны. Он — воевода, и удел его — военные походы, сечи, битвы. Михаил далее удивился, что вот уже четыре месяца его не беспокоят. Он отдыхал, ходил в лес с Василием Можаем, охотился на зайцев, даже за лосем они гонялись вместе с Василием. Это какое же благо выпало ему! Но чувствовал Михаил, что всё это будет прервано в первые же весенние дни. Как ледоход на реках наступает непременно, так и он потребуется кому-либо для военного похода. Предчувствие не обмануло Михаила Шеина.

В середине марта, ещё по санному пути, из Костромы примчал от воеводы Бутурлина посыльный, и с ним был Анисим. Михаил глазам своим не поверил, когда в поварне появился Воробушкин. В груди у воеводы возник холодок: уж не случилось ли чего-нибудь в семье? Однако, увидев Шеина, Анисим улыбнулся.

— Слава Богу, батюшка-воевода, ты жив, здоров, и это хорошо.

— Спасибо, что улыбнулся. Я сразу понял, что дома всё благополучно. — Михаил подошёл к Анисиму, похлопал его по плечу, усадил на скамью. — Ну рассказывай, что привело в глухомань?

Анисим опять улыбнулся.

— Я не один, батюшка-воевода, а с посыльным от Бутурлина. И мы всю дорогу гнали лошадей с самого утра. Накорми нас вначале, а новостей у меня полный короб.

— Прости, Анисим, ты прав.

— Чего там, твоя выучка, батюшка. — Анисим опять улыбнулся. Ему не терпелось что-то сказать, и он не смолчал. — Ты поздравь меня, батюшка-воевода. Моя Глаша двойню принесла — двух сынов. Одного Тихоном назвали в честь Глашиного отца, другого в честь моего — Никитой.

Михаил взял Анисима за плечи, поднял и трижды поцеловал.

— Богатыри вы с Глашей! Поздравляю! Ну, зови своего попутчика. А я велю Карпу тут стол накрыть.

Оба они покинули поварню. А вскоре в ней появился Карп и принялся доставать ухватом горшки из русской печи. Водрузил на стол четыре глиняных блюда, наложил в них тушёной репы с говядиной, нарезал хлеба. Вошли Михаил, Анисим и посыльный Бутурлина. В руках Михаил держал кувшин с медовухой. Карп поставил на стол глиняные поливные [25] Поливный — покрытый поливой, глазурованный. кружки — всё просто, по-деревенски. Забулькала в них медовуха, и Михаил поздравил Анисима:

— Расти, брат мой, крепких духом россиян, а иного и не надо.

Все выпили. Началась трапеза, да скоро с нею и управились. Карп увёл посыльного осматривать дом. Михаил с Анисимом остались за столом.

— Поклон тебе, батюшка-воевода, от твоей матушки и от супружницы, ещё от доченьки. А Иванушка меня за бороду потрепал и велел тебя тоже. — Анисим со смехом тронул бороду Михаила и тут же посерьёзнел: — А приехал я по твою душу, Михайло Борисович.

— И кто же меня добивается в Москве? Ежели Григорий, то возвращайся в Москву, а я в леса уйду.

— Добивается тебя не самозванец, истинно самозванец, — повторил Анисим, — а князь Василий Иванович Шуйский.

— Вон как! С чего бы это?

— Слушай, батюшка. Позвал он меня к себе тайно, сказал, чтобы ни один тать не узнал, куда я должен ехать, и велел поведать тебе такие слова: «Михайло Шеин есть истинно русский воевода. И отец его погиб от рук поляков и литовцев. Так ему ли терпеть их надругание над Русью и отсиживаться в глуши? Знаю, ты всему очевидец, как поляки и литвины издеваются над русским народом, над его святынями. Вот о том и расскажи, и Христом Богом прошу его вернуться тайно в Москву и встать под мою руку. А занёс я её на самозванца». Сказанное князем Шуйским передаю слово в слово. Вот тебе крест! — И Анисим перекрестился.

— Но что творят поляки и литвины в Москве? И не зол ли на них Шуйский из личных побуждений?

— Зол, батюшка-воевода, люто зол. Зимой самозванец раскрыл заговор против себя. После вступления самозванца на престол Шуйский якобы стал распускать о нём дурные слухи и подговаривать вельмож к мятежу. Всё это дошло до Петра Басманова, скорей всего через князя Димитрия Черкасского, который где-то и что-то пронюхал. Басманов о том донёс самозванцу. Шуйского взяли под стражу, и сказывают, был суд из всяких вельмож, что при Лжедмитрии стоят. Они приговорили его к смертной казни. Но в час приговора пришёл на суд сам царь и показал милосердие, помиловал Шуйского, заменил смертный приговор ссылкой. Князя Шуйского увезли после суда в село Тайнинское, но туда вскоре приехал царь и отпустил Шуйского на волю. И всё наказание свелось к тому, что князь из Тайнинского шёл к своим палатам пешком.

— Вот и лютует Шуйский. Пешим-то он и на двор не ходит, — улыбнулся Шеин. — И что ещё привёз?

— Самые страсти впереди, боярин. В Москву уже ближе к весне прикатила царская невеста, какая-то полька. Так с нею пришло две тысячи польских вельмож и шляхтичей. И все в Кремль хлынули. Там и на постое. И как пошли чинить разбои да глумление над нашей верой — ужас! Во хмелю поляки в храм Успения Богородицы на конях въехали и начали из мушкетов стрелять. В икону Божьей Матери выстрелили. Потир [26] Потир — церковная чаша. золотой украли. А кони-то гадили в храме.

— Вот за эти надругательства они и заслужили кару смертную! — И Шеин припечатал свою угрозу ударом крепкого кулака по столу.

— Ещё в храме Спаса Преображения поляки свой костёл устроили.

— И россияне молчат?! Да как можно!

— Так некому их, батюшка-воевода, поднять на ворога. Вот и собирает князь Шуйский под свою руку истинных россиян, — закончил горькую исповедь Анисим.

Шеин задумался, но его глаза беспокойно метались по поварне, словно искали схватить что-либо и ринуться на невидимого врага. И думы его были недолгими, он встал, сказал твёрдо:

— Завтра чуть свет выезжаем в Москву. Ты иди отдыхай. Карп покажет где. А у меня — дела.

Прежде всего ему надо было найти старосту Василия Можая.

— Вот что, Василий: завтра я уезжаю в Москву, — начал он разговор, найдя старосту, — так ты найди десять-пятнадцать доброхотов, молодых да ловких. Зови их послужить у меня ратниками.

— Найдётся и больше, боярин, — ответил Можай.

— Пока не надо больше. Как уеду, так ты подбирай тут крепких охотников, которые за любым зверем могут ходить, чтобы следопытами были. И чтобы ловкие… Придёт время — я их позову.