Валерий Замыслов - Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

Воевода был спокоен: ратник ни в чем не будет уступать крестоносцам… Войско имело совершенное вооружение, изготовленное русскими мастерами, и всё лучшее, что производили оружейники Запада и Востока: щиты круглые и овальные, копья харалужные, мечи русские, литовские, булатные, кончары [126] Кончар — род меча, долгого палаша с узкой полосой. фряжские [127] Фряжские — итальянские. , топоры легкие, кинжалы обоюдоострые, стрелы каленые, сулицы немецкие, шеломы злаченые, шишаки (боевые наголовья) русские, калантари (безрукавные, со стальными пластинами доспехи) злаченые, щиты червленые, чеканы, рогатины, сабли и байданы (пластинчатые кольчуги) булатные, палицы железные, корды (однолезвийные, прямые или слегка искривленные клинки), шеломы злаченые с личинами, кольчуги сварные и клепаные, шлемы с высоким шпилем для еловца (флажка), «чеснок — спотыкач», крюки серповидные железные на длинных древках для стаскивания всадников с коней…

На особых, широченных, специально изготовленных санях, могучие кони-бахматы [128] Бахматы — крепкие, выносливые лошади, способные перевозить тяжелые грузы. тянули осадные и метательные орудия: пороки, пращи [129] Пращи — сложенный петлей ремень, с донцем, куда кладется камень, который мечут с большой силой, закружив пращу. и самострелы.

Аниська Талалай смастерил такие пороки-камнеметы, которые могли метать тяжеленные глыбы на сорок саженей. А дабы без больших потерь подвести осадные орудия к крепости, Аниська попросил князя Дмитрия Александровича срубить специальные деревянные башни, чтобы укрыться в них умельцам с пращами, тяжелыми самострелами и камнеметами.

Князь Дмитрий просьбу мастера одобрил, и бревенчатые башни-туры были сооружены в Великом Новгороде.

Сейчас боевые туры волокли на санях кони шестеркой. В буйные метельные дни (случалось и такое) тяжелые сани застревали в сугробах, и тогда на помощь приходили пешие ратники из сельского ополчения.

Позади саней с доспехами, оружьем и башнями тянулись сани, нагруженные кормовым и питейным запасом: ржаными и пшеничными лепешками, сухарями, сушеным мясом и рыбой, толокном [130] Толокно — овсяная мука, употребляемая в пищу с водой, молоком, маслом. , медом, копченым салом, мочеными яблоками, бочонками с водой, брагой и винами… Некоторые бояре, любители свежатины (как Мелентий Коврига), везли на санях даже живых бычков.

Особая забота для воеводы, князей, бояр и дружинников — корм для лошадей. Конных всадников более двадцати тысяч. Потребовались сотни розвальней [131] Розвальни — низкие и широкие сани без сиденья, с расходящимися врозь от передка боками. , на кои были нагружены рогожные кули с овсом и большие возы сена.

Князь Дмитрий еще заранее предупредил каждого удельного князя:

— Биться с крестоносцами будем в основном на конях. Путь предстоит далекий, а посему овса и сена взять не в обрез, а с запасом. Иначе выйдем на ливонца на отощалых лошаденках. Какая уж тут битва? Каждый обоз сам буду доглядывать!

И тут подал свой голос (совет князей и бояр происходил в Переяславле) боярин Коврига:

— А может, князь Дмитрий Александрович, нам большие обозы не снаряжать?

— И что ж ты предлагаешь, Мелентий Петрович? — нахмурился князь.

— Так ить по весям Литвы пойдем.

— ?

— Литва то и дело на наши земли нападала и разбойничала. Не худо и нам поживиться, когда по литовским деревням пойдем. Там и сенца, и овса, и разной снеди прихватим. Чего нам ливов жалеть, коль они нас не щадили?

Князь Дмитрий отнесся к словам боярина довольно сурово:

— Худая речь твоя, Мелентий Петрович. Стоит нам одно литовское село разорить, как вскинется вся страна. И доведется нам биться на две стороны. Но тому не бывать. Уж, коль выбрали меня воеводой, то твердо скажу: тот, кто позволит разорить хоть один литовский дом, буден без пощады наказан. И слово своё я сдержу.

Когда войско вступило в первую литовскую деревню, то она оказалась пустой: все жители, уведя с собой лошадей и скот, и, увезя кормовые припасы и пожитки, скрылись в лесах.

Тогда Дмитрий Александрович снарядил в очередное поселение гонца, повелев ему сказать, что русичи никого не тронут и грабить никого не станут. Многие из ливов не поверили и вновь сбежали в леса, некоторые же остались и были крайне удивлены, что русичи не только их не тронули и ничего в домашнем хозяйстве не разорили, но даже погреться в дома не попросились.

Следующее село уже в лесах не укрывалось. Местный староста вышел к воеводе, низко поклонился и сказал:

— Ливонские рыцари нас насмерть устрашили. Де, руситы всех мечами посекут, даже младенцев на копье вскинут, а жен и дочерей сраму предадут. Пожитки и скот себе загребут, а дома в пепел обратят… Но слух прошел, что вы обижать наш народ не собираетесь. Так ли это, воевода?

— Изрядно же вас орденские братья запугали. Нешто вы забыли, как в не столь далекие времена, наши народы жили в мире и добром согласии? Ни один литвин не боялся русских людей и даже просил защиты от тех же крестоносцев, кои неустанно на вас набегали.

— Твоя правда, воевода. Простой народ никогда не хотел войны с руситами. Это наши местные князья со своими дружинами набегают на ваши земли, чтобы чем-то поживиться и еще больше разбогатеть. Мало им своего добра, стервятникам! Мы же, маленькие людишки, всегда против таких набегов. Князья и князьки, когда идут со своими головорезами, и нас грабят подчистую. Плохое наше житье: и свои разоряют и ливонские рыцари, а крестоносцы пуще всего. Будем молиться за тебя, воевода, чтобы побил ливонца.

— Побьем, отец. Орденские братья забудут, как опустошать и захватывать чужие земли.

— Да спасет вас Христос и ниспошлет вам победу, — вновь с поклоном произнес староста и, глянув на заснеженных ратников, добавил. — В избы-то заходите, обогрейтесь, перекусите малость. Житье наше хоть и скудное, но чем богаты, тем и рады.

Из Великого Новгорода примчал гонец на взмыленном коне. Конь так и повалился у белого воеводского шатра.

Могутный мечник Волошка хотел, было, остановить нарочного, но тот (сам — дюжий детина) оттолкнул Севрюка широким плечом и распахнул полы утепленного шатра.

Волошка же, дружинник, хоть молодой, но бывалый, шмякнул незнакомого вершника увесистым кулаком по голове, да так крепко, что нарочный растянулся у шатра.

— Будешь знать, как к князю напродир пробиваться!

Дмитрий Александрович, услышав шум, вышел из шатра, спросил Волошку:

— Что тут у вас?

— А Бог его знает, княже. Какой-то вершник, без спроса и ведома, помышлял к тебе прорваться, вот я, и шмякнул его легонько. А вдруг он какое-нибудь зло умыслил?