Сергей Заплавный - Клятва Тояна. Книга 1

Когда из Тобольского города выступали, коней вчетверо больше было. Их да клади, да владетеля этих кладей Тояна Эрмашетова в попутье с казенным обозом сам воевода, князь Андрей Голицын поставил. Ставя, наказывал одной подорожной грамотой идти, одною сторожою стеречься, понеже начальный татарин с дальней реки Томы не куда-нибудь, а к самому государю с поклонным делом спешит. За него с приставов спрос особый.

Однако ж дорога дальняя, изъездчивая. Не для нее кони с ходом [20] Иноходцы. . От них только раздоры и зависть.

Вот и с тояновыми коньми так. Пока табунок вцеле шел, казаки на него не зарились. Каждый помнил наказ воеводы: беречи аки соболью казну. И вдруг на тебе: на одной из верхотурских постав забили тояновы люди угожего конька и ну есть.

— Это что же такое деется, православные? — первым всполошился конный казак Куземка Куркин. — Мы тута на дохлягах волочимся, а у них добрые кони заместо мяса бегают. Да разъюдыт твою деревню на десятой версте! Ну не срамота ли?

— Срамота, срамота! — радостно подхватил его ругательные загибы Фотьбойка Астраханцев. — Как есть срамота! Одно слово, татаре! — сам он темнолиц, узкоглаз, кривоног, навроде ордынца, да ведь со стороны себя не видать. — Айда, служилые, с басурманами [21] Нехристианин, неверный. разберемся!

Куземка и Фотьбойка — известные крикуны. Стоит одному бузу затеять, другой тут как тут.

— Виданное ли дело, такого коня на корм пускать? — вылупил глаза Куземка. — Креста на них нету!

— Айда, служилые! — вторил ему Астраханцев. — Спрос с Тоянки учиним!

На них, как на снежный ком, намоталось еще с десяток казаков, охотчих до гама. Подступили они к Тояну с руганью. А впереди всех Куземка:

— Пошто не спросился на нашем обозном кругу, коноед? Я бы тебе своего на убой дал или какого другого. Нашли бы замену.

— Нашли бы! — запереглядывались казаки. — Как не найти!

Всяк из них знает: это споначалу, на свежих силах, дорога сама собою катится, будто саночки-малеваночки, и кони по ней резво бегут, а после, поустав да пораздрязгнув на бесконечных взъемах и заносах, пообмерзнув на стылых ветрах, с легкого шага сбиваются, превращаясь без подмен на ямских станах в загнанных меринов. Вот как у бестолкового Куземки Куркина.

Он ведь о коне своем мало печется, гонит где ни попало, с поту не обтирает. Как тому с такого догляда не охрометь?

Для себя старается Куземка, а будто для содорожников. Надумал свои загвоздки на Тояне решить. Ни с того, ни с сего учал ему пенять, де рано он на свежатину перешел, кормился бы пока проезжей грамотой, а то ведь за Солью-Камской да за Пелымом, сказывают, совсем голодно стало, вот и подождал бы до тех мест. Так распалился, что угрозы из него наружу полезли: коли не пособит Тоян охранным попутчикам с коньми, завтра, в худую минуту, они ему також не помощники.

— Не обороним и все тут! — воинственно подтвердил Фотьбойка Астраханцев. — Так и знай!

Терпеливо выслушав их, Тоян приложил руку к груди.

— Пербэц кет [22] Погоди немного. , - попросил он Фотьбойку, а Куркину протянул горячее, с огня, мясо, вздетое на прут: — Кода [23] Угощение. … Янибеш [25] Бедренная, задняя часть животного. …

Тот в растерянности взял прут, озадаченно оглянулся на столпившихся за спиной казаков:

— Братцы, чего это он сказал-то?

— Чего, чего, — последовал ответ. — А того и сказал, что по- нашему не кумекает.

— Не может такого быть! Поди, прихитряется?

— А ты проверь! — лопнули от смеха тугие щеки десятника Гриши Батошкова. — Ну-ка! — он выступил вперед и весело хлопнул Куземку по спине. — Умора и только! Ты этому коноеду свое толкуешь, а он тебе за это кус конины. Ха-ха-ха- ха-а-ааа! — Батошков поперхнулся от полноты чувств и едва договорил: — Нашли конский язык!

Дружно захохотали казаки его десятка. Одни, чтобы угодить начальному человеку, другие, радуясь острому словцу, которое, бывает, и с самодовольной губы сорвется. К ним присоединились остальные. Целый день маялись на верхах, почему теперь и не развеселиться.

— Конский язык! — громче всех заливался Фотьбойка, легко перестроившись с Куземки на Гришу. — Это же надо так сказать. Ну потешил! Жаль, татарин нас не разумеет, а то бы хватила его кондрашка.

Тоян понимал, а где не понимал, догадывался — по выражению лиц, по перепадам голосов, по недвусмысленным телодвижениям. Но вида не показывал. Пусть думают, что без толмача он — немтырь. Так легче уцелеть в чужой стороне среди чужих людей.

— Потешились и будя, — спохватился десятник Гриша Батошков. — Где толмач-то?

— А фирс его знает!

— Сыскать, не медля, — отстранив Куземку, Батошков шагнул к Тояну. — А ты покуда конину православным не суй, ешь сам со своим Мухаметкой.

Тоян сощурился под лисьей шапкой, запоминая обиду, но недовольства не выказал. Легко шагнув в сторону от большого костра, он остановился у вясел с полузаледенелой шкурой забитого коня. Провел ладонью по клейменому месту. Коротко бросил:

— Ат!

Служилые тотчас окружили его, принялись разглядывать знак, на который он указал.

— Гляди-ко, тута и впрямь коняка выжжен. Ат по-ихнему, — удивился Куземка. — Это, видать, у их племя такое… — потом спохватился: — Ну и что из этого? Видим, что коняка. Объясняй дальше! — тотчас подстроился к нему Фотьбойка Астраханцев.

— Да не тяни ты коня за хвост, говори толком, косоглазый.

— Тамга, — запоминая и эту обиду, пояснил Тоян, затем указал на буланую кобылицу, согревающую себя бегом в небольшом загоне. — Алтын курас!

— Вот фирс мороженный, говорит, а ни шиша не понятно!

Тут-то и подоспел толмач.

Для начала служилые спросили его, что есть Алтын Курас?

Тот и огорошил:

— Петух это! Золотой Петух!

— Как так?

— А так!

— Не брешешь?

— Ей-бо! — перекрестился толмач и ну завирать, будто азиятские люди петуху молятся. Потому и слетел с языка князьца необычный кур, глашатай утра, супецкий заправщик, а самый что ни на есть золотой петух. Курас по-ихнему вроде как солнце и огонь, ему самых храбрых и зорких седоков [26] Правитель, военноначальник. уподобляют.

Кинулись казаки к загону, чтобы посмотреть, какая тамга оттиснута на буланой кобылице, да всполошился, заходил кругами табунок, грозя снести огородку.

Однако ж исхитрился Куземка Куркин глянуть и на тамгу кобылицы, и на тамгу каракового жеребка, который ее в пути обхаживал. Объявил громко:

— У этих в клейме золотой петух! Соображаете, черти плешивые?

Замерли казаки, онемели на полуслове. О, Господи! Сколько раз глядели они на тояновых коней, а того не видели, что разными знаками они мечены. С двух шагов и там и там окольцованный крест видится, а ежели вплотную ступить, на одном ат вздыбленный, на другом — курас в солнечном круге. Вот у него крылья, вытянутая под солнечный небосклон голова, вот упершиеся в земную чашу ноги.