Владислав Бахревский - Страстотерпцы

— Ты не крути! — закричал на Никона Сергий. — Отвечай без лукавства: идёшь или нет? Мы тебе говорим не по правилам святых отцов, а по государеву указу.

У Никона задрожали щёки: на него кричит архимандритишка! Сказал, сглотнув комок бессильной обиды:

— Идти я не отказываюсь, а слушать тебя не хочу!

— Ах, ты нас бесчестить!

— Много чести, Сергий, чтоб тебя бесчестить. С архиереем объяснюсь. С вами, чернецами, говорить не буду.

— Тебя на собор зовут, святейший! — поклонясь, сказал архиепископ Арсений.

— Если патриархи пришли в Москву для духовных дел, то я, известия ради, поеду. Как соберусь, так и поеду.

— Без тебя мы не можем воротиться в Москву! — крикнул Сергий.

Никон стал спиной к соборным старцам. Поворачиваясь, сказал:

— В добром месте поживёте. Вам, злобствующим, полезно.

Пришлось и впрямь остаться. В Москву отправили пристава. Тот хоть и поспешал, а приехал в двенадцатом часу ночи.

30 ноября — праздник: Андрей Первозванный. Настроение же иноземных судей было досадливое. Никон усомнился в их высоком положении, в праве судить, в праве позвать его.

Архиепископ Синайской горы Анания решился умягчить сердца разгневанных патриархов. Предположил: Никон не подчинился архимандритам, ибо он патриарх, за ним надо было послать архиереев.

Золотой стол сиял, сияли троны царя и святейших.

Алексей Михайлович в лазоревой, в жемчугах, ризе сидел посредине Столовой палаты. Справа от него на скамьях, крытых парчой, помещались архиереи, слева — патриархи, за тронами патриархов на скамьях же, на алом бархате, — бояре, окольничие думные люди. Ответчиком перед всем этим величием был несчастный пристав, передавший слова Никона и его беседу с архиепископом и архимандритами.

— Я так и знал, — говорил царь, всплёскивая руками. — Он не покорится.

Паисий Лигарид, нагнав ума на лицо, подсказал собору правило троекратных посылок. Если подсудимый не придёт после третьего зова, собор правомочен вести дело без присутствия Никона.

Слова Анании в расчёт не приняли. На вторичную посылку избрали Филарета, архимандрита владимирского Рождественского монастыря, и Новоспасского келаря Варлаама Палицына. Они должны были передать Никону суровую царскую грамоту: «Ты великого государя указа и святых патриархов повеления не послушал, в Москву не поехал, отказал нечестно: и великий государь за премногое своё беззлобие и долготерпение и святые патриархи и преосвященный собор, презревши твои досады и непослушание, прислали к тебе в другой раз, чтобы ты приезжал в Москву второго декабря во втором или в третьем часу ночи, не раньше второго и не позже третьего часа, и остановился бы на Архангельском подворье в Кремле у Никольских ворот. Ехать тебе смирным образом в десяти человеках или меньше».

На третью посылку назначили архимандрита Новоспасского монастыря Иосифа и старца Чудова монастыря. Эти везли указ: быть Никону в Москве 3 декабря.

Покончив с одним делом, собор приступил к главному. Читали правила об осуждении патриарха, присланные в Москву главами восточных церквей. Кир Паисий и кир Макарий подтвердили: это их грамоты, написанное в грамотах — истинно.

Спросили собор:

— По этому свитку Никон повинен ли перед великим государем, перед матерью-Церковью, перед Господом Иисусом Христом?

— Повинен, — единодушно ответили бояре и весь синклит.

— Повинен, — сказали русские архиереи и священство.

— Повинен, — подтвердили иноземные пастыри.

Заседание закончилось.

Лигарид и Симеон Полоцкий просили государя об отпуске до приезда Никона. Лигарид составлял пространный ответ на пространную челобитную попа Лазаря, доставленного в Москву из пустозерской ссылки. Лигарид не знал русского языка, писал сочинение на латыни, Симеон Полоцкий переводил.

— Пилат с невымытыми руками ждёт меня! — сказал Никон Памве и Флавиану, двум старцам, позванным к святейшему для тайного разговора.

— Бог милостив! — сказал иеромонах Памва.

— Чему быть — сбудется.

Распорядился приобрести всяческих запасов на строительство храма. Дал тысячу рублей.

— Совершите куплю, пока на суде буду.

Памву с Флавианом отпустил, кликнул иеромонаха Палладия и двух иеродьяконов, Иоасафа и Маркела. Поставил перед ними три ларца.

— Этот с драгоценными каменьями, этот с золотом, этот с грамотами. Спрячьте так, чтоб садовник нечаянно не выкопал, а строитель, перекладывая камни, — не выломал. Заберёте ночью, теперь место поищите.

Предстали перед патриархом двое бельцов: дьячок из села Завидова Гераська Матвеев да села Вятского Костромского уезда домоправитель Ипатко Михайлов.

— Приготовьте мой поезд в Москву. Возьмите полные сани снеди, чужой кусок горло дерёт. Лошадей запрягите самых справных.

Наконец был зван служка Иван Шушерин.

— На Голгофу собирайся!

— Уж давно готов, — ответил Иван.

Никон вздохнул.

— Ты, Шушера, с крестом поедешь. Тебя первого в Москве под белые руки возьмут.

— За тебя, святейший, пострадать не страшно.

— Не храбрись, милый человек... Кончилось наше житьё в Новом Иерусалиме... Много бы успеть надо... А время кончилось. Собери нужные для суда книги. Не забудь мои ответы Родиону Стрешневу. Вот тебе список людей, кто поедет со мною. Со всяким поговори... Коли страшно, пусть в монастыре остаётся...

Шушера расплылся в улыбке:

— Государь десятерых велел взять.

— А мы привезём втрое. Что пристойно архимандритишке, не пристойно патриарху.

Поцеловал Шушеру, отпустил. Велел келейникам зажечь все лампады и множество свечей перед иконами.

Долго смотрел на дивное «Успение Пресвятой Богородицы». В черно-золотой ризе почила Матерь Господа. Кругом стояли ученики, а посредине иконы Иисус Христос, принявший душу Матери. Выше, на золотом небе, в тёмно-синих кругах вечности, на своём Престоле восседала Благодатная, и сей круг вечности несли серафимы, а всё пространство иконы было заполнено «Ангелами и великими подвижниками, встречающими Царицу Небесную.

Короткой была молитва святейшего:

— Богородица, пошли сил достойно донести мой крест до моей Голгофы.

Поцеловал икону, заплакал. Возвёл очи к образу святителя Филиппа, митрополита московского и всея Руси.

Невысокая митра, саккос святительский в чёрно-белых крестах. Правая рука сложена для двоеперстного знамения, в левой Евангелие.

Встало перед глазами прошлое, как явь: поход за мощами, пришествие в Москву, поставление в патриархи {43}... Глядел на персты святителя.

— Неужто отвернулся от меня... за троеперстие?

Непроницаемо смотрел на Никона Филипп. Не по себе стало. Святитель пострадал, защищая народ от кровожадного царя. А ради чего распря с Алексеем Михайловичем? Ущемили гордыню?