Иван Катавасов - Блаженство по Августину

Засим хотелось бы подчеркнуть без ложной скромности, почему стиль и язык настоящего авторского предисловия по нашему мнению в значительной мере соответствуют необходимому адекватному переводу основных произведений Аврелия Августина. Переводчик-литератор да разумеет, если он озадачен идеальной научно-теологической целью переводить классическую патристику умно, современно и своевременно.

Во вторую голову, предваряя недоумения слабо или мнимо верующих, чье-либо конфессиональное недомыслие и беспочвенные обвинения в ереси, мы заявляем о нашей непоколебимой приверженности Символу веры Русской Православной Церкви. При этом мы не испытываем никоих сомнений в богооткровенности и богодухновенности первооснов и синергического всеединства экуменического Святого Писания, избегая гуманизирующего доктринерства, рационалистического начетничества, казуистического талмудизма и облыжного буквалистского фундаментализма.

Мы почитаем традицию истины во всемирной экклезии христианской и не дерзнем огульно отрицать Промысл Божиий в перипетиях становления и развития христианства. Вместе с тем оставляем за собой право на поэтическую вольность и академические свободы в трактовке церковного предания, полагая всех составителей и сочинителей Священной истории не более и не менее, нежели людьми, отнюдь не избавленными Божьей милостью от недостаточного недостоверного знания, прекраснодушных ошибок, добросовестных заблуждений, извечного человеческого искушения выдавать желаемое за действительное. Бог нам всем в помощь по мере откровенной веры нашей. Ему едино судить и располагать, когда мы всего лишь предполагаем, надеясь на прозрение и просветление.

Пресветлый Господь и с вами, наши благорасположенные читатели, коли вы благосклонно прочли все вышеизложенное. Слава Богу, мы начинаем «Блаженство по Августину»!

«Все ли апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи? Ревнуйте о дарах больших, и я покажу вам путь более превосходящий».

Будь то в городе или в деревне, по обыкновению епископ спал чутко и неглубоко, порой настороженно. Потому и расслышал ночной заполошный крик петуха, раздавшийся где-то в отдалении. Поблизости на вилле первому глашатаю утренней зари попытался вторить другой. Спросонок что-то сипло, невнятно крякнул по-утиному, осекся, потом прокашлялся, будто старик, и со второй попытки звонко, молодо и бодро возопил, весело заорал, радостно захлопал крыльями, но тотчас угомонился. Наверное, сообразил дурак — вокруг-то непроглядная темень на исходе ночи.

Покидать теплое уютное ложе, подниматься в холодной темноте епископу вовсе не хотелось. Время, прожитые годы, преклонный возраст безысходно, неумолимо сказываются на бренной и тленной плоти человеческой. Осенью, зимой, весной епископ Аврелий отчаянно страдал от перемежающихся тепла и холода — противно мерзли руки, ноги; неприятный озноб заставлял омерзительно дрожать плечи и спину. Иногда от внезапно наступивших холодов шея покрывалась красными пятнами, на предплечьях и голенях вспухали нарывы, голос садился и становился хриплым, сдавленным, шершавым.

В остальном Аврелий не чувствовал этих вот 55 лет с лишним и был весьма далек от старческой немощности. Душой и телом по-прежнему пребывал крепок, здоров и силен не хуже сорокалетнего мужа в самом расцвете зрелых сил. Припомнив строчки Ювенала о здравом бодром уме, наставляющем глупые бездуховные телеса на путь здоровья и долголетия, смирения ради епископ девять раз повторил «Господи, помилуй!» по-гречески. Затем откинул меховое одеяло, сшитое из теплых шкур южных обезьян, с удовольствием погладил густой мех и встал с мягкого ложа, оставив нагретую пуховую подстилку и пышную подушку.

Хитроглазый вольноотпущенник грек Каркион, управляющий кесаревым сальтусом и виллой Дилекта и думать не смел, как бы оконфузить или же возмутить высочайшего знаменитого гостя показной роскошью в консульских покоях. Вилик отлично вызнал: суровый и мудрый епископ Августин из приморского Гиппона предпочитает простоту и удобство, безоговорочно осуждает восточные царские излишества и западные кесарские роскошества.

Епископ на ощупь отыскал седельную суму, достал старое, порядком выщербленное железное огниво, кресало-кремень в медной оправе, сухой трут. С первой попытки сноровисто высек крупную веселую искру, воспламенил трут, зажег масляный светильник у изголовья простого дубового ложа с хорошо натянутыми кожаными ремнями. Обычное спальное место главы семьи среднего достатка куриалов или декемвиров где-нибудь в проконсульской провинции на западе ли, на востоке. Или как здесь в Африке, на южном лимисе цивилизованного римского мира, вселенски, домовито, по-хозяйски охватившего средиземье всех частей света, то есть Град Земной. Нынешние римские смуты и нестроения не в счет, если имперский доминат переживал и худшие времена…

Аврелий Августин потянулся было за восковой табличкой, чтобы записать новую политическую мысль… Но вместо стила его руки отработанным движением взяли вперехват, на изготовку длинный в пять локтей епископский посох. Потому как звякнули бронзовые крючья, отодвигающие массивные скользящие двери. Пусть так, если через порог малой гостевой спальни с достойным поклоном переступил центурион Горс Армилий Торкват.

— Прости за беспокойство, прелатус. Услышал, что ты не спишь. Спешу доложить: на подходе к вилле турма нумидийской кавалерии из Тевесты. По словам дозорных, доблестные тевестийцы прибудут в течение четвертой стражи.

Поболе того, две полуцентурии 3-й когорты маркианцев с ночи скрытно встали в каструм в горном лесу на западе кесарийского сальтуса. Всех ближайших колонов задерживают и допрашивают. Молодой трибун Проб Никиан Секундус обещает богомерзких мятежных еретиков непременно изловить. И примерно, наглядно бичевать преступников, прежде чем представить правосудию магистратов.

Скажи, Аврелий, ты эту помощь из Тамугади предвидел в откровении?

— Просто предполагал, мой добрый Ихтис. Кесарева Дилекта — хорошее место для сбора и отдыха славных воинов.