Валерий Замыслов - Чертово яблоко (Сказание о «картофельном» бунте)

Разные останавливались торговые люди в домах ростовцев, но никто из них внакладе не был…

Дважды побывал с отцом на ярмарке Стенька и каждый раз ему особенно запомнились перекупщики и Конская площадка. Перекупщики — своими назойливыми зазывными голосами, ибо за несколько дней, на специально выделенной площади, им надо было распродать десятки пудов свежей рыбы и мяса. Хватали за полы кафтанов, полушубков и армяков и настойчиво предлагали свой товар:

— Покупай, пока не поздно, самое лучшее мясо!

— Рыба-свежец! Сама в рот просится. За полцены!

Но «за полцены» — лишь для круглого словца. Ростовца не проведешь: у озера живет, озером кормится.

Тут как тут весовщики от городской казны. Принимаются взвешивать товар, потом выносят строгий вердикт:

— Тридцать пудов рыбы и двадцать пять пудов мяса. С рыбы за «местовое» — три рубля, семьдесят пять копеек за пять дней, с мяса — тридцать копеек в сутки.

Перекупщики норовили «умаслить» весовщиков, совали мзду, но за ходом «операции» зорко наблюдал один из городовых.

А Стеньке в тот час подумалось: «Чай, и городовые не святые. Каждый на своем деле прибыток имеет».

Наверное, так и было.

Отец обычно уходил в овощные ряды, но туда Стеньку и арканом не затащишь. Другое дело — Конская площадь!

Стенька шел к лошадям, а вокруг шумела ярмарка — крикливая, ухарская. Гремят баяны и гармошки, щелкают ружья в тире, зазывно кричат коробейники и торговые сидельцы из лавок, палаток и ларьков…

Шум, гам, веселье!

А вот показался на площади высоченный среброкудрый цыган с бурым лохматым медведем. Скаля крепкие сахарные зубы и размахивая широкополой войлочной шляпой, цыган задорно выкрикивал:

— Не жалей медяки, православные! Потеху покажу

Православные (особенно много ребятни) тесно огрудили косолапого. Медведь огромен, у него подпилены зубы, сквозь ноздри продето железное кольцо с цепью.

— А ну, Михайла Иваныч, поклонись честному люду да покажи, каким Господь Бог тебя умишком наградил, — вновь громко выкрикнул цыган и потрепал косолапого за мохнатую шею.

Медведь поднялся на задние лапы, замотал мордой.

— А теперь покажи, Михайла Иваныч, как ростовские девицы-молодицы белятся, румянятся, в зеркальца смотрятся, прихорашиваются.

Медведь неуклюже сел на землю, одной лапой потер себе морду, а другой — перед ней завертел. В толпе засмеялись.

— Добро, Михайла Иваныч, — цыган сунул медведю кусок сахара и подмигнул толпе. — Теперь покажи нам, друже, как купцам-толстосумам по ночам не спится, как они за мошну свою трясутся.

Медведь заходил по кругу, завертел мордой в разные стороны, словно чего-то опасался. Позвякивали кольцо и цепь-змейка. Зверь повалился на землю, прижался ухом к выбитой земле и задрыгал задними лапами.

— Ловко! — крикнул Стенька. — Не спится по ночам сквалыгам!

— Ловко! — поддержала детину толпа. — Ай да цыган!

В шляпу цыгана посыпались медяки.

Потеха кончилась. Толпа повалила к торговым рядам, а Стенька направился к барышникам, разместившимся на Конской площади с коновязью, коя была устроена в два ряда. Он уже знал, за каждую продаваемую лошадь, привязанную во втором ряду, брали по три копейки в сутки, а за лошадь, привязанную в первом ряду (они были наиболее дорогие), в два раза больше

Здесь, пожалуй, куда интересней, чем медвежья потеха. Каких только коней не увидишь! Каурые, гнедые, буланые, вороные… А породы! Донские, орловские и даже арабские. Вот он — арабский конь!

Стенька, забыв обо всем на свете, впился в него восторженными глазами. Вот это конь! Какая горделивая осанка, грудь, грива, какие легкие, стройные, сильные ноги. На таком коне можно нестись как по воздуху. Ишь, как облепили «арабчука» купцы, но лица их замкнуты: на конных торгах покупатель на доброе слово не расщедрится, знай, брюзжит да изъяны ищет.

Стеньку же зло взяло: какого еще коня им надо?! Царь-конь! Да за такого скакуна Стенька, кажись, жизни бы не пожалел.

— Красавец… Сказочный конь. Цены ему нет, — завороженно произнес Стенька.

— Цыть! — прикрикнул ростовский купец Кайдалов, — приглядывающийся к коню. — Тоже мне знаток. Ступай отсель!

— А что, и поглядеть нельзя? — обиделся Стенька — За погляд денег не берут.

За Стеньку заступился Яков Дмитриевич Артынов, оказавшийся на продажах.

— Зря вы на парня ополчились, ваше степенство. Коней он весьма любит.

Купец хмуро глянул на Артынова.

— Тогда пусть свой длинный язык не высовывает.

Стенька махнул рукой и зашагал к одному из балаганов. Здесь из пяти ружей стреляли в «прусака» и в «турка», в игрушечных волков, лисиц и зайцев. Копейка — три выстрела. За семь попаданий — приз: фунт пряников и полфунта семечек.

Стенька никогда из ружей не стрелял, но ему захотелось проверить свой глаз. Вначале приглядывался к стрелкам, кои перед выстрелом прищуривали левый глаз и стремились сравнять нарез ствола с мушкой, а затем стреляли по выбранной мишени. Некоторые мазали, другие попадали.

— Тут главное, паря, хорошо прицелиться, и чтоб ружье в руках не плясало. Курок же спускай плавно, — посоветовал один из недурно отстрелявшихся стрелков.

— Спасибо, друже.

Стенька протянул хозяину балагана гривенник.

— На весь, борода!

Первый выстрел оказался неудачным, однако со второго Стенька угодил в зайца, с третьего в волка, с четвертого в лису.

Хозяин балагана занервничал: он и так уже проиграл два фунта пряников, а у этого стрелка еще в запасе много пулек.

Городские девчата, оказавшиеся в балагане и откровенно любовавшиеся красивым парнем, подбадривали:

— Какой же молодец! Может и «турка» собьете?

«Турка» и «прусака» сбить было всех труднее, ибо они были чересчур маленькими, и крайне редкий стрелок в них попадал. Но удача сегодня была на стороне Стеньки.

Хозяин балагана хоть с сожалением и расстался с призом, но все же похвалил:

— Из тебя, парень, неплохой солдат получится. И глаз меток, и рука крепка.

Фунт же пряников и полуфунт семечек Стенька подарил девчатам.

— Угощайтесь, красавицы.

— Сам — красавец писаный. Что-то мы вас не знаем.

— Еще узнаете!

Стенька выбрал глазами самую пригожую девушку, поцеловал ее в рдяную щеку и выбежал из балагана.

Федор Борисович Мясников на ярмарку собирался без особого тщания.

— Ничего диковинного не увижу. Это по молодости брал задор, все балаганы и лавки обойду, а ныне стар я для того, да и особой надобности нет. Жизнь-то к концу клонится. Много ли старику надо?

Миллионщик говорил правду. Ему и в самом деле уже ничего не надо. Нажито много, все торговые дела идут с немалым прибытком и о детях заботиться не надо. Сыновья — Иван, Никита и Николай — встали на широкую ногу. Владельцы винных заводов, винных откупов, золотопромышленники стали одними из крупнейших купцов Сибири. Ныне Иван Федорович жительствует в Санкт-Петербурге. В столице — именитый человек, купец первой гильдии, почетный гражданин и коммерции советник. В тех же званиях ходит Никита Федорович, кой из Сибири почти не вылезает, обладает шикарными домами в Красноярске и Ялуторовске и сорока четырьмя золотыми приисками. Слава его гремит по всей Сибири, ибо он не только крупнейший винной откупщик и один из самых везучих золотопромышленников, но и родоначальник пароходного движения не только по Оби и ее притокам, но и на озере Байкал.