Марек Альтер - История Сарры, жены Авраама

Однако за последние недели она достаточно повзрослела, чтобы не ослепляться этим воображаемым блаженством. С каждым днем она все яснее понимала, какой судьбоносной и эфемерной была ее встреча с молодым мар.Тю . Но оставалось еще несколько вопросов, на которые у нее не было ответа. Почему Аврама не было рядом с ней, когда солдаты разбудили ее? Были ли прощанием его слова о том, что он будет вечно помнить ее лицо? Вспоминает ли он ее? Думает ли он, что лучше забыть эту девочку из царского города, которую он не мог бы встретить нигде и никогда? На что он мог надеяться? Ведь еще никогда в памяти жителей Ура ни один варвар аморитянин не смел дотронуться до дочери могущественного вельможи, разве только изнасиловав ее?

Иногда, сбежав от неусыпного ока Силили, она вечерами уходила в сад и долго смотрела на освещенный факелами зиккурат. Может быть, Аврам сейчас лежит в камышах на берегу реки, возле него стоит корзина, полная лягушек и раков, и он тоже смотрит на огненную диадему Небесной Лестницы? Кто знает, может быть, он сейчас думает о ней?

Однажды после очередной вечерней прогулки, когда над Уром навис меланхоличный туман, предвестник сезона дождей, Силили наконец высказала Саре свои тревоги.

— Ты говоришь, что ни один демон не приближался к тебе, и ты провела ночь совсем одна на берегу реки. Но стражники, которые нашли тебя, уверяют, что ты спала на новых бараньих шкурах, и рядом с тобой был разложен большой костер. Там еще были остатки еды. И, кроме того, мы видели своими глазами, что ты вернулась в платье, хотя убежала в красивой тунике. На тебе было такое грубое платье, что, я уверена, оно соткано не в Уре. Даже рабыни не захотели его!

Силили не задавала вопросов, она просто страдала оттого, что не знала правды. Слушая ее, Сара поняла, что и она сама страдает от невозможности поделиться своей тайной. И тогда так тихо, что Силили пришлось посадить ее себе на колени, Сара рассказала об Авраме, о его красоте, о его доброте, о его смуглой тонкой коже, о его запахе. И о его обещании не забывать ее лица.

Когда она замолчала, прижатая к ней щека Силили была мокрой от слез.

Мар.Тю! Мар.Тю! Мар.Тю! Не переставала повторять Сил ил и, качая головой.

Потом они сидели молча, пока Силили не прижала Сару к своей груди так сильно, словно хотела скрыть ее от всех.

— Забудь его, забудь его, иначе он натворит такое горе, какого ты даже не можешь себе представить! Забудь его, моя Сара, как если бы он был демоном!

Тут они обе сообразили, что Силили нарушила запрет, произнеся ее имя, и обе засмеялись сквозь слезы.

В порыве чувств Силили повторила:

— Моя Сара! Твой отец обещал, что убьет меня скорпионами, если я не подчинюсь ему. Но я люблю тебя! И я нужна тебе, чтобы ты забыла этого мар.Тю . Обещай, что мы больше не будем говорить о нем.

Однажды утром, когда Властительница Луны, полная и круглая, еще виднелась в предрассветном небе, кровь опять потекла между ног Сары. Во второй раз она вошла в красную комнату. Там ее ждала Эжиме, внимательно следившая за тем, чтобы все тетки и служанки точно соблюдали все приказания Ишби Сум-Узура. В течение семи дней никто не разделял с ней омовений, все соблюдали дистанцию, когда она помогала ткать, и обращались к ней только косвенным образом.

Кроме того, очевидно, желая дать ей понять, какое наказание ожидает строптивых женщин, то одна, то другая рассказывали о грустной судьбе женщин, не пожелавших покориться воле богов, отцов и мужей. О судьбе женщин, осквернивших супружеский долг и съевших траву бесплодия, чтобы не рожать детей, или, наоборот, рожавших детей, приняв между своими бедрами мужчин, которые не должны были даже касаться их плоти, чужеземцев, и даже демонов. Безумие этих женщин было безгранично, как ледяной обжигающий ветер, вырвавшийся из самого ада.

— Да, — проскрипела Эжиме, — если за женщинами не присматривать, то они становятся своими собственными врагами. Труднее всего в молодости, когда еще не умеешь отличать хорошие сны от дурных, от тех, которые заставляют биться наши сердца, и увлажняют наши вульвы, и уносят нас в логово Эрешкигаль так же точно, как солдаты эламиты насилуют и убивают. Велик Эа, который создал наших отцов и наших мужей, чтобы защитить нас от наших слабостей.

Сара слушала молча, ничем не проявляя своих мыслей.

Эжиме и остальные не знали, что в ту ночь, когда каждая из них спала в непроницаемой темноте красной комнаты, Сара лежала без сна. Нет, в ее мыслях, и в образах, которые вставали в темноте перед ее глазами, не было никакой иллюзии, в них была сила воспоминаний. Она мечтала о губах Аврама и о том, что у нее не хватило смелости прижаться к ним.

Она мечтала о поцелуе, который не дала и не получила. Они оба остались невинными. И если у ее отца были причины для гнева, то богов Сара ничем не оскорбила. Им не за что гневаться на нее. Она знала это.

Она ощущала это в самой потаенной глубине своего существа, принося жертвы Нинтю, Повитухе Мира.

Она ощущала это в потаенной глубине своей души, посылая молитвы Всемогущей Инанне.

Иногда она думала о том, что наказание богов должно быть не таким, как это воображали женщины в доме. А быть таким как, например, эта боль, которая терзала ее с каждым днем все сильнее, сожаление о том, что она так и не ощутила на своих губах нежность губ мар.Тю Аврама. Разве эта тихая, почти блаженная боль, ее тайна, не была ее наказанием?

И когда она наконец вышла из красной комнаты, она продолжала меланхолично бродить по дому, выходила в сад, такая скромная, такая покорная, все поверили, что дочь Ишби Сум-Узура встала на путь раскаяния.

Прошло еще несколько недель. Два раза ходила Сара в красную комнату. Эжиме становилась все менее отчужденной, а ее молодые тетки, хоть и избегали смотреть ей в глаза, не колеблясь, болтали с ней, как прежде, и даже хвалили ее за работу, потому что она научилась очень ловко прочесывать и ткать шерсть.

Силили с нескрываемой радостью наблюдала за этими переменами. Сара же беспрекословно подчинялась ей. С того памятного вечера, они никогда не заговаривали о мар.Тю . Прошло несколько месяцев терпения, и однажды, когда зимние проливные дожди заставляли всех сидеть по своим комнатам, она вдруг сказала:

— Твой отец доволен тобой. Он наблюдает за тобой уже несколько дней. Я видела по его лицу, что гнев его прошел. Я уверена, что он скоро простит тебя.