Александр Антонов - Честь воеводы. Алексей Басманов

— Почему Швеция грозит мне войной? Что кроется за молчанием аглицкой королевы Елисаветы? — Висковатый молчал, не знал, выкладывать ли правду. Царь злился. — Говори, а не скажешь, вот мой ответ: по твоей вине я обложен, аки медведь в берлоге.

Иван Висковатый выкручивался из незавидного положения как мог. Но думному дьяку приходилось вновь и вновь приносить царю дурные вести. Как-то во время вечерней встречи с царём глава Посольского приказа принёс протест Турции. Могучая держава потребовала от Ивана Грозного отступиться от Казанского и Астраханского ханств. Сказано было и об опричнине: «Не разгонишь оную, пойду войной на тебя», — грозился турецкий султан.

Вести с рубежей державы поступали одна неприятнее другой. Висковатый шёл к царю на доклады с душевным трепетом. И было отчего. Лишь только думный дьяк появлялся в покое, как царь начинал метать в него молнии, хватался за посох. Высокий, крепкий телом и духом думный дьяк начинал заикаться, плакать и просить у царя пощады:

— Милостивый государь, царь-батюшка, не гневайся на меня, ни в чём нет моей вины. Уж лучше лиши службы!

— Ишь, заячья болезнь пришла! — кричал царь. — А мне каково?! — И требовал: — Говори, что там у тебя? Но милости не жди! Знаю теперь доподлинно, что послы твои скверно исполняют дело.

— Скверно, государь-батюшка, иное. Их не пускают в иноземные державы, — отвечал Висковатый. — Да и как пускать, ежели Швеция порушила мир с Россией и её войско идёт к нашим рубежам? Ещё английская королева Елизавета прислала грамоту, в коей сказано, что она не желает заключать с тобой, государь, военный союз. Ещё литовцы проявили коварство и приступом взяли сторожевую крепость близ Полоцка.

Гневный царь бросил в думного дьяка серебряный кубок.

— Говори, тать, что за крепость?!

— Улу называется, царь-батюшка, — увернувшись от кубка, ответил думный дьяк.

— Вон! — закричал Иван Грозный. — Видеть тебя не хочу!

Висковатый скрылся за дверью. Дня три царь не звал его. А как позвал, тот принёс ему новую чёрную весть, коя окончательно добила Ивана Грозного.

— Царь-батюшка, ноне тебе только одно подмётное письмо. Ты уж не серчай и не читай его.

— Как это не читать? Дай сюда! — потребовал царь.

Думный дьяк подал ему письмо и отошёл поближе к двери.

Иван развернул бумагу. Читая, он побледнел, на лбу выступил обильный пот. Письмо было коротким, но сказанное в нём потрясло царя. Он и раньше подозревал, что в его родословной кроется какая-то тайна. Да и говорили ему о том в глаза. Тот же князь Фёдор Овчина во хмелю выложил. Он тогда ещё не поверил. Теперь, похоже, правда проявилась вовсе. Неизвестный писал, что он, государь Иоанн, не есть русский человек, потому как отец его — ведомый многим отшельник Ипат, в прошлом пленный кавказский князь, принявший православную веру. И про мать было сказано, что она полутатарка, полулитовка. И что нет у него права на царскую власть, дескать, пора ему уйти в монастырь и уступить престол истинному наследнику, сыну великой княгини Соломонии и князя Андрея Старицкого — Григорию. Он же скоро объявится, заключалось в письме.

Дочитав подмётную бумагу, Иван Грозный устало сказал думному дьяку:

— Позови Лукьяныча, неугодный.

Пока искали Малюту Скуратова, царь успел подумать, что письмо дышит правдой. «Да и что другое могло потянуть к черкешенке Марии Темрюковне, как не зов крови, — уже не в первый раз предположил Иван. — И двор мой ноне на черкесский похож», — размышлял без горечи царь.

Пришёл Малюта-молодец. Опрятен, улыбчив, красив, даже румянец на щеках, словно по младости лет. «А лютости в нём, однако, больше, чем в ком-либо. Крикнуть, что ли, на него?» — подумал царь.

Ан нет, с Григорием Лукьяновичем Иван Грозный разговаривал как с большим вельможей. Знал он, что, ежели Малюту обидеть и оскорбить непотребными словами, он сам проявит дерзость и, чего доброго, задушит огромными лапищами. Однако на этот раз царь разговаривал с Малютой без особой ласки. И было отчего. Следствие по делу об измене Ивана Фёдорова затянулось почти на два года. Сыскные опричники Мал юты Скуратова рыскали по всей державе, замучили под пытками десятки служилых людей, слуг, холопов в коломенской и новгородской вотчинах Фёдорова, но не добыли никаких улик об измене. Никто, даже под рукой палача, не оговорил Фёдорова.

Малюта смотрел на царя ласково, спросил:

— Ты, батюшка, звал меня?

— Звал. Найди митрополита, и пусть придёт во дворец моим именем.

— Найду, и придёт, — ответил Малюта, слегка поклонился и вышел.

Иван Грозный задремал в кресле. Филипп вошёл тихо и сел у стены на лавку, обитую зелёным бархатом. Митрополиту не хотелось тревожить царя. Он всматривался в черты его лица и думал о нём. До сих пор Филиппу не удавалось разгадать противоречивую, изощрённую в хитростях и коварстве натуру Ивана Грозного. Он был умный и образованный человек, он знал цену добру и злу. Сам боярами был ущемляем, но не до такой степени, чтобы все силы души и тела отдать одной страсти — искоренению боярской крамолы. Однако обернулось это другим. Вместе с боярами и князьями он уничтожал русских людей всех чинов и сословий. «Как сие могло уложиться в природе российского государя?» — удивлялся Филипп.

Царь, наконец, открыл глаза, увидел митрополита, спросил:

— Давно пришёл?

— Давно.

— Разбудил бы.

— Ты, государь-батюшка, видимо, умаялся в делах, устал...

— И то верно. — Царь помолчал, собираясь с мыслями. — Спросишь, зачем позвал? Так вот скажи, как на исповеди: служил ли ты при дворце, когда я на свет Божий появился?

— Служил, государь-батюшка, сын мой.

— И правду ведаешь о моём рождении? — Царь прожигал Филиппа пытливым взором. — Говори, всё стерплю.

Филипп не отводил своих глаз от царских. Он подумал: «Какую правду ты хочешь знать, истинную или в угоду? Токмо правда бывает одна, или её нет вовсе».

— Чего молчишь, владыка? Сказал же, стерплю. — А про себя подумал: «Нет, не стерплю!»

И Филипп согласился с ним: «Не стерпит. И будет преследовать меня, как тот шатун в заонежской тайге, пока не упаду. Да где наша не пропадала!» И Филипп шагнул с обрыва в пропасть, в холодный омут.

— Ты, царь-батюшка, сам, поди, знаешь о той правде. Ан ищешь подтверждения у очевидцев. Скажу мало. Но то правда. Великий князь Василий, твой мнимый батюшка, был не чадородным, но винил в том княгиню Соломонию. За то и свершил над нею постриг. Женившись на твоей матери, он три года ездил с нею по монастырям, по ворожеям и колдунам, дабы они помогли твоей матушке зачать дитя, но того не добился. Матушка твоя тоже оставалась бесчадной. Всё решила твоя бабушка, княгиня Анна. Она отвезла дочь за Боровский монастырь к отшельнику Ипату. Там они провели три дня. И в положенный час ты появился на свет. Вот и вся правда, государь Иван...