Александр Антонов - Честь воеводы. Алексей Басманов

— Владыка, стащу с амвона, ежели не благословишь на добрые деяния!

И тогда митрополит повернулся к царю, шагнул к нему с амвона и из уст в уста сказал:

— Будет тебе Божье и моё благословение, ежели освятишь себя богоугодными делами. Сними опалу с боярина Ивана Фёдорова, выпусти из сидельниц всех безвинных и получишь отпущение грехов. Говори же царское слово с амвона. — И Филипп протянул Ивану руку, дабы ввести его на амвон. Но Иван Грозный отмахнулся от протянутой руки.

— Чернец! Ты обрёк себя на то, что ищешь! А Фёдорова я не токмо освобожу, но и вознесу на трон державы! — И стуча, посохом о каменные плиты, под звуки пения, плывущего с клироса, государь покинул собор.

За ним толпою выломились опричники. Алексей Басманов уходил последним. Он посмотрел на Филиппа, мелко-мелко перекрестил себя и поспешил следом за Василием Грязным. Филипп заметил движение Басманова, но не понял его сути. А в Алексее в этот трезвый час бытия проснулось сострадание к митрополиту, да тут же и погасло, потому как Басманов испугался этой невольно вспыхнувшей искры.

Мучаясь от ярости и гнева, исходя желчью, Иван Грозный не бросил слов на веер и оказался скор на расправу. Словно для того, чтобы воочию показать митрополиту свою жестокость, как это было при Афанасии, Грозный учинил публичное уничтожение главы Земской думы Ивана Фёдорова. Придя во дворец, он повелел Малюте доставить Фёдорова в Москву. И опричники помчались в Коломну. А через два дня узника привезли в Кремль. Иван Петрович догадывался, зачем он понадобился царю, и, зная упорство Грозного в достижении цели, покорно шёл к своей гибели. Боярин был ещё не так стар, но, доведённый в каземате крепости до истощения, был немощен и худ до такой степени, что на лице сквозь кожу просвечивались кости. Он не страдал — всё лучшее, что было в его жизни, осталось позади, — ни о чём не сожалел. Он возник во дворце спокойный и отрешённый. Но то, что с ним случилось вскоре, потрясло его.

Когда Иван Петрович прибыл в царский дворец, там уже было множество вельмож. Фёдоров не ведал, по своей ли воле пришли опричные бояре, князья, дворяне, но подумал, что человек двадцать земских, стоявших в стороне от опричников, собрали тоже для бессудной расправы. С приходом Фёдорова в тронном зале наступила тишина. Близ трона было безлюдно. На лавке лежали царские одежды. Когда подвели Фёдорова к одеждам, к нему подошёл царский духовник епископ Евстафий. Тут же появился Иван Грозный и сказал:

— Вот царские одежды, Иван Петрович. Низко кланяюсь тебе и прошу их надеть. — Царь и впрямь низко поклонился.

Фёдоров растерялся. Он понял, что царь решил превратить его в шута, но взял себя в руки и с вызовом пояснил:

— Ведомо мне, что царей возводят собором. Потому зачем мне отягощать свои плечи чужим покровом?

Царь позвал опричников:

— Эй, люди! — махнул он им рукой. — Иван Петрович хочет быть в царских одеждах! Облачить его!

Тотчас к Фёдорову подбежали рослый сын Малюты Скуратова Максим и Фёдор Басманов. Они силой надели на боярина всё, что было приготовлено, поставили его перед Грозным.

— Вот теперь ты ублажён. Поднимись на трон, глаголь и повелевай, — громко приказал царь Иван.

— Шутом не буду! — крикнул Фёдоров. — Знаю твои помыслы, потому лишай меня живота!

— Ан нет, не ведаешь ты моих тайных мыслей! Быть тебе царём! — Грозный повелел Алексею Басманову и Василию Грязному: — Эй, други, посадите его на трон!

Боярин сопротивлялся. Но Алексей и Василий взяли его под руки и, словно малое дитя, занесли на царский трон, усадили, как должно. А царь Иван снял шапку, опустился на колени и вознёс руки:

— О милосердный государь, теперь ты имеешь то, чего добивался! Отныне ты царь и великий князь всея Руси! Повелевай и наслаждайся владычеством, коего жаждал! Да вели меня отвести на плаху! Умру, за Русь не вопия! — кричал, юродствуя и сверкая бешеными глазами, Иван Грозный, нисколько не смущаясь тем, что сам в сей миг был смешон.

Вельможи не смотрели на царя, а, низко опустив головы, вздыхали. Особенно страдали земцы. И ни у кого не хватило духу остановить царя, сказать, что ему, государю великой державы, постыдно быть шутом или юродивым.

И всё же храбрая душа нашлась. Уже пробивался через толпу царедворцев митрополит Филипп. Его посох стучал всё сильнее, крест, поднятый над головой, отпугивал опричников. Остановившись близ царя, Филипп сурово сказал:

— Государь и великий князь всея Руси Иван Васильевич, встань и не гневи Всевышнего. Сего шутовства он не простит. Не срами российский престол!

Иван Грозный поднялся стремительно. Встал перед митрополитом, гневно сверкая глазами, властно произнёс:

— Верно, владыка, шутом мне не должно быть, потому как я есть карающая десница. Ты зришь изменника и посягателя на царский трон! Какой же мерой ему воздать?

— Отпусти его с миром! Он чист перед тобой, государь, — потребовал митрополит.

— Как бы не так! Вот члены Боярской думы, — и Иван протянул руку в сторону земцев. — Спроси их, что они изрекут?

— Спрошу, — ответил Филипп и подошёл к боярам. — В чём вина конюшего Фёдорова, который многие годы стоял перед вами?

Бояре скопом молчали и прятали глаза от митрополита. Но из-за их спин кто-то крикнул:

— Он замышлял измену вместе с князем Владимиром Старицким!

Филипп шагнул вперёд, земцы расступились, и он увидел Судка Сатина. Царь Иван подбежал к митрополиту, схватил его за рукав святительских одежд и, тряся, спросил:

— Что изречёшь на сие, что? Да мыслю — ничего, потому как сам ты с изменником вкупе!

— Вот та ехидна, коя оклеветала Фёдорова! — И Филипп ткнул посохом в Сатина. — Ты же, государь, болен сатанинской хворью, — тихо сказал Филипп и попытался освободиться от руки царя.

Царь отпустил митрополита, но продолжал, кривляясь:

— Сие тебе видится. Но ты сей миг узришь и другое. Ты увидишь, как я наказываю крамольников. — И он крикнул опричникам: — Эй, люди, казните сего самозванца! Вот вам моя сабля! — И Грозный обнажил её, бросил подбегавшему Василию Грязному. Опричник поймал саблю да извернулся и бросился на Фёдорова, ударив его по шее наотмашь. Но не отсёк головы, она лишь упала на правое плечо, и кровь хлынула на трон.

— Он ещё жив, он смеётся! — крикнул молодой Басманов и, выхватив саблю, пронзил Фёдорова в сердце.

Земские бояре и дворяне в страхе покидали тронную залу, теснились, давили друг друга в дверях. Митрополит поднял крест и громко произнёс, обращаясь к царю:

— Анафему тебе, изверг и аспид, во веки веков. — Он подошёл к убитому Фёдорову, закрыл ему глаза и тихо молвил: — Вознесись на небеса, душа твоя, агнец безвинный. — С тем и покинул царский дворец.

К трону подбежали царские слуги, завернули в холст тело Фёдорова и унесли. Досужие горожане видели, как убиенного привезли в возке к реке Неглинной в рогожном куле, привязали к нему верёвками камень и бросили в воду.