Александр Антонов - Честь воеводы. Алексей Басманов

На выезде из Москвы Филипп разминулся с всадником. То был опричный воин-гонец. Он мчал в Москву к Басманову с повелением царя Ивана, в коем решалась судьба боярина и конюшего Ивана Фёдорова. Велено было тайно вывезти его в Коломну и там заточить в крепостной каземат под суровый надзор. Филипп ещё не ведал того, что там, в Коломне, по воле Ивана Грозного вовсю зверствовала опричная сотня Григория Ловчикова. И в тот час, когда Фёдорова повезли из Москвы, в его вотчине были схвачены и заключены в казематы крепости кравчий Тимофей Собакин, дьяк Семён Антонов, конюх татарин Янтуган Бахмет и более двадцати челядинцев боярина. Заточили в казематы и сродников Фёдорова: боярина Александра Колина и дьяка Кузьму Владыкина. Все они были обречены Иваном Грозным на лютую казнь.

В четыре часа утра в Тайнинском уже никто не спал. Дымились трубы в поварне, повара готовили трапезу, конюхи чистили царских лошадей, Фёдор Басманов с молодыми псарями травили гусем голодного медведя — всё шло заведённым порядком. Сам царь с думным дьяком Посольского приказа Иваном Висковатым писал литовскому королю Сигизмунду Августу грамоту, в коей уличал его в пособничестве заговору против царского престола России.

Раннее появление митрополита в Тайнинском озадачило Ивана Грозного.

— Что там в Москве случилось, коль прыткий так рано примчал? — спросил царь думного дьяка.

— Да, может, по пустякам себя тешит. Иного-то ему и не дано, — ответил Висковатый.

— Поди так, — молвил царь и лишь через час принял митрополита.

Филипп вошёл в царский покой с уставщиком Ионой Шилиным. Иван Грозный уставился на него с удивлением и, забыв получить от митрополита благословение, зло крикнул:

— Зачем козла-послуха привёл? В шею его выгони!

Иона не дрогнул, смотрел на царя без страха. Филипп же сказал:

— Не обессудь, великий государь. Мы поговорим, а он запомнит, потому как разговор вельми важный. И думный дьяк пусть побудет с нами. Ему тоже суть беседы важно знать.

— Со своим уставом пришёл, владыка. Ан в чужой монастырь так не ходят.

— Владыке, государь, все монастыри подвластны.

— Остер! Говори же, что привело. — Царь нервно ходил из угла в угол покоя и смотрел под ноги, словно что-то искал на персидском ковре.

— Говорю, великий государь. Ведомо мне, что вчера к полуночи взят под стражу в другой раз глава Земской думы, конюший, воевода, боярин Иван Петрович Фёдоров. Он же аки чистый родник, не замутнён крамолой, он верный слуга отечества.

— Но не царя и великого князя всея Руси! — крикнул Иван Грозный.

— Он верный слуга россиян и служит во благо царя и отечества, — твёрдо повторил Филипп. — Потому, государь-батюшка, сын мой, повели своим людям отпустить его с миром. — Митрополит говорил сдержанно и тихо. Но царю всё равно не понравилась речь Филиппа.

— Ты говоришь «чистый родник»? А мне ведомо другое. Он в сговоре с любезным тебе князем Владимиром Старицким и готовил с ним против меня бунт. Потому расправы ни ему, ни всем заговорщикам не миновать. И тебе — тоже! Вижу, ты готов содеять клятвопреступление! Зачем вмешиваешься в мой домовый обиход и дела опричнины?

— Казнь Фёдорова во благо токмо опричникам, но не тебе, великий государь, и не России, — ответил Филипп.

Митрополит лишь значительно позже узнает, какую иезуитскую уловку измыслил Иван Грозный, дабы одним махом избавиться от многих своих явных, а больше мнимых врагов.

Как-то в конце лета Иван Грозный примчал в Старицы, дабы закончить передел Старицкого удела в пользу опричнины. Князь Владимир тому сопротивлялся, но царь был ласков с братом, одарил его волостью под Тверью, сделал богатый вклад в Покровский монастырь и сам попросил князя Владимира отпустить с ним в Москву великосхимника Иова. Потом слёзно пожаловался на горькую судьбу:

— На Руси меня поедом едят бояре. Посему был я, братец Владимир, в Кирилло-Белозерском монастыре и думаю в близкое время уйти от мира да в той славной обители бренные дни дожить. А ежели и там покоя не найду, братец любезный, попрошу королеву аглицкую Елисавету приют мне и чадам моим дать.

— Полно, царь-батюшка, брат мой любезный, печаловаться. Царство под тобой крепко стоит.

— Как же оно может стоять, ежели благожелателей у меня нет? Да и ты не устоишь без них, как оставлю тебе трон.

Так или иначе шёл тот разговор с глазу на глаз, мало кому ведомо. Но в те же дни князь Владимир донёс его суть до жены, княгини Авдотьи и других близких людей. Да тогда же Владимир исполнил просьбу царствующего брата: составил список всех своих благожелателей. Сказывали потом, будто бы и Иван Фёдоров принимал участие в сочинении того списка, многих вельмож назвал, на коих князь Старицкий мог рассчитывать в становлении на трон. Однако Иван Фёдоров к тому списку руки не мог приложить, ибо в Старицах он вовсе не бывал. Да это мало волновало Ивана Грозного. Рассуждали позже россияне, что никто из государей до Ивана Грозного не придумывал такого подвоха. Окрестив честных россиян заговорщиками, царь поручил провести розыск по списку Малюте Скуратову, Алексею Басманову и Афанасию Вяземскому. Сие для них оказалось проще простого, вроде детской забавы. И полетели головы неповинных россиян, и упрятали десятки их в тюрьмы, сослали сотни в глухие места. Потому, чувствуя свою силу, Иван Грозный продолжал увещевать митрополита:

— Говорю тебе, владыка: остудись и не мешай мне выводить крамолу в державе и крепить царскую власть, кою готовлю для сыновей.

А Филипп всё хотел заглянуть в глаза Ивана, прочитать в них помыслы тайные и выведать душевное состояние. Но царь так ни разу и не глянул на митрополита. Однако и такое поведение царя дало повод Филиппу сказать последние жёсткие слова. Он тоже знал, что царь тайно посещал Кирилло-Белозерский монастырь, и причину ведал. Оттого, не думая о последствиях, твёрдо произнёс:

— Твой недуг подозрительности и недоверия к своим подданным, великий государь, нужно лечить не мешкая. И ежели ты надумал в молении очистить себя и принять постриг, исполни сие. Кирилло-Белозерская обитель достойно примет тебя в иноки. И тогда держава избавится от опричнины, вздохнёт вольно.

Проговорив эти слова без сомнения в своей правоте, митрополит покинул царский покой. Он ушёл с гордо поднятой головой, твёрдо зная, что быть ему отныне в опале и не избежать судьбы славного россиянина Ивана Петровича Фёдорова. То была печальная, но провидческая мысль.

Расправы над подданными, их казни, захват опричниками чужого имущества, чужих земель — всё это не прошло даром для Ивана Грозного. Летом 1568 года царь вдруг обнаружил, что к нему никто из иноземных государей не шлёт послов. Купцам было запрещено везти свои товары в Россию. Иван Висковатый боялся встречаться с Грозным, потому как царь требовал наладить добрые отношения с европейскими державами. Призвав, наконец, думного дьяка к ответу, царь Иван спросил: