Александр Антонов - Честь воеводы. Алексей Басманов

— Эй, владыка, что это ты удумал в исход уйти? Да я за такую вольность шкуру с тебя прежде спущу! — зарычал Степан.

— Почто кричишь, раб царский? Мне твой крик не страшен. Разумом просветлись да ответь, зачем меня царь бережёт, — тогда ещё подумаю.

— Вот непутёвый! Сказано тебе, что исповедь твою хочет услышать, а ещё благословение получить.

— А ежели не будет ни исповеди, ни благословения, что тогда?

— И сие мне ведомо: царь сам тебя живота лишит и исповедник не понадобится. Потому сиди и жди.

— Царь сам крови ещё не проливал. Все подручные за него делают.

— Есть и подручные у него. Вот пришлёт лютых Григория Лукьяныча или Алексея Данилыча. Знаешь, поди, их.

— Как не знать? Только я волен и не ждать. Тебе же быть на голову ниже, ежели упустишь меня.

— Ишь скорый какой! Есть ли у тебя милосердие к подневольному?!

— Ты не токмо подневольный раб, ты злодей и тать. Сколько дён-ночей лишаешь меня сна? Говорю теперь: сыщи государя и пусть явится моим словом, — твёрдо сказал Филипп. — И даю тебе на то три дня. Теперь изыди, аспид!

Степан был славен наглостью и скор на расправу. Он ринулся на Филиппа с кулаками, но вовремя отдумался: от его кулаков и не такие богатыри дух испускали.

— Ну вот что: дай клятву за три дня не отходить. А не то я... — И Степан поднёс к лицу Филиппа заросший чёрной шерстью кулак.

Филипп лишь поморщился и почти миролюбиво сказал:

— Одно тебе обещаю: вскоре же за теми днями, как я отдам Господу Богу душу, за твоей душой придёт дьявол. Ты уже давно продал её нечистой силе. Ты служишь аспиду и сам есть аспид. Теперь иди, опричник, иди. Отсчёт времени положен. Через три дня царь должен быть здесь. — И митрополит закрыл глаза, дабы не зреть разбойную рожу кромешника, перекошенную от ожесточения и беспомощности.

Степан зло потряс головой. Он понял, что митрополит не шутит и надо звать к владыке царя. Покинув хлевину, он сделал наставление стражам, оседлал коня, приторочил дорожную торбу с харчами и овсом, вскинулся в седло и умчался на поиски Ивана Грозного, гадая в пути, где тот, в Александровой слободе или в Москве.

— Как бы не обмишулиться. Потеряю день — не сносить головы, — размышлял Степан вслух. — Между двух огней не накружишься.

Кобылин любил жизнь, особенно свою, потому попросил Спасителя вразумить-наставить его на дорогу неложную. Спаситель не внял стенаниям опричника. Но конь не подвёл. За Димитровым он повернул на Александрову слободу, в свою конюшню. И Степан доверился коню. Он приехал в Александрову слободу за несколько дней до похода на Новгород. Явился к Малюте Скуратову и всё рассказал, с чем приехал. Глава сыска расспросил, как выглядит митрополит, ест ли, пьёт ли, а после того посмеялся над Степаном.

— Одурачил тебя владыка, одурачил. И к царю мы с тобой не пойдём, ежели не желаешь батогов схлопотать.

— Что же мне делать, батюшка-барин?

— Лети в Отроч монастырь, чтобы упредить иное что, а не исход митрополита. Хитёр он и вокруг пальца тебя обвёл.

Степан, ещё более озлившись на митрополита, покинул Александрову слободу и чуть не загнал коня, возвращаясь в обитель.

А в Отроч монастыре по воле монашеской братии случилось освобождение митрополита от цепей. Едва иноки узнали, что жестокосердый пристав уехал из обители, они позвали стражей в подклет под трапезной, угрели их крепкими хмельными медами и на пост баклагу принесли, утешили стража. А как только он свалился на солому возле печи, взяли у него ключи, открыли дверь и сняли с митрополита цепи.

— Владыка милосердный, великомученик за веру, суди нас строго за то, что ранее не вступились за тебя. Ноне пристав Кобылин, зверь многоликий, умчал в стольный град или ещё куда-то и мы пришли освободить тебя.

— Спасибо вам, братия. Выведите меня на горение выси глянуть.

— Скажи, владыка, что сделать ещё, дабы спасти тебя от иродов? — спросил старший из монахов по имени Корнилий.

— Да наградит вас Господь за доброе деяние, а паки за мужество. Но знает ли игумен Иустин о вашем подвиге?

— Как можно, отче! Преподобный Иустин опален страхом от опричников, заикается и теряет дар речи, — ответил молодой инок.

— Потому говорю вам: отведите на небо глянуть, святостью подышать, а потом верните в хлевину. Порадейте, братия, за Иустина. Не должно невинному страдать.

— Мы все готовы за тебя, владыка, пострадать. И за Иусти на пострадаем, как час опалы придёт, — ответил великосхимник Корнилий. — Потому не отторгай нас. Мы спрячем тебя, и никто не найдёт. Да прежде отведём в мыльню, сбросим с тебя злосмрадность.

— Тому порадуюсь, — Филипп попытался встать, но ноги не послушались его.

Монахи крепко взяли Филиппа под руки, накинули на плечи кожушок и, выведя из каморы, прямым путём направились к монастырской бане. Узник вдохнул несколько раз морозного воздуха, и у него закружилась голова. Но пока шли до бани, сия немочь пропала у Филиппа, и он порадовался, что увидел свет Божий. В предбаннике митрополита раздели, и весь хлам, что был на нём с чужого плеча, бросили в печь, приготовили чистое монашеское одеяние. Корнилий повёл Филиппа в мыльню. Они посидели у порога, пока Филипп свыкся с жарой. Потом два чернеца взялись мыть митрополита, а как вымыли, уложили на полок, вениками по нему погуляли. Но обессилевший митрополит попросил у них милости:

— Духу не хватает, братья мои, вынести сию прелесть. Раньше-то я часами вениками гулял по себе, теперь ослаб.

— А ты отдохни, владыка, косточки жар возьмут, силы прибудет, — рассудил Корнилий.

И вправду, полежал Филипп на полке, понежился, и захотелось ему ещё вкусить ядрёного жару. А после второго причастия Корнилий увёл Филиппа в предбанник. Там был накрыт стол, и на нём стоял жбан с квасом из целебного разнотравья на меду. Ничего подобного ранее Филипп не пивал. Тело его наливалось силой, как в сказке. Дух его возвысился. И он подумал, что нет нужды ему возвращаться в смрадную камору и ни перед кем — ни перед матушкой Россией, ни перед её многострадальным народом — он не совершит злодеяния, ежели скроется от жестокосердого царя-тирана. И он спросил:

— Брат мой, Корнилий, ты и впрямь можешь меня укрыть где-либо от лихих опричников?

— Можем, владыка. Мы уведём тебя в лесной скит, где ни одна чёрная душа не найдёт.

— Господи, как бы я хотел в сей миг оказаться в Соловецкой земле! Там, на острове Большом Анзерском, есть скит близ горы Голгофы, где ни один кромешник меня бы не ухватил.

— И туда можем отвести. В лесах мы знаем тропы до самого Белого моря, — заверил Корнилий.

— Теперь, не мешкая, холодной водой ополоснусь, да в путь, в бега, — воспрял духом Филипп и поспешил закончить банную утеху и приготовить себя в дальний зимний путь.