Сергей Мосияш - Федор Алексеевич

— Хорошо, государь.

— А по шёлку надо будет совместно с нашими гостями указ составить. Иван Кузьмич, пособите князю?

— Да со всей душой государь, — обрадованно сказал купец. — Да твоя казна рази нам чужая? Как за свою болеем, стал быть.

Василий Михайлович Тяпкин русский резидент я шлее, бедствовал необычайно пи причине вечной нехватки денег которые присылали из Москвы нерегулярно и обычно с попутными оказиями. Из Подольского приказа, которому был подчинён Тяпкин один за одним летели лишь указы и приказы: «узнать мнение сенаторов», «прощупать короля насчёт Крыма», «разведать виды на продление перемирия».

Но на всё это требовались деньги, и немалые. А где ж их взять? Василий Михайлович выкручивался как мог, в основном закладывая своё имущество то шубу (пока тепло, не нужна), то женины украшения, то коляску, которая уже не требовалась по причине того, что единственный конь резидента сдох то ли от старости, то ли от болезни, я скорее всего от недокорма.

Выручали бедного русского приятели которых у Василия Михайловича в силу его общительного характера было в Польше немало, особенно в среде посланников и резидентов других стран, аккредитованных при королевском дворе. Тяпкин обычно одним из первых являлся поздравлять нового коллегу, приехавшего из какой-нибудь страны ко двору короля, и, как правило, приветствовал новичка на его родном языке и завязывал с ним самые тёплые дружеские отношения.

Вот и Кантакузин, прибывший в Польшу из Молдавии и ещё не успевший распаковаться, увидел на пороге своей резиденции улыбающегося Тяпкина.

— Буна зиуа, — приветствовал Кантакузина его гость. А кому ж не приятно в чужой стране услышать на родном языке «Добрый день!».

И они заговорили на родном языке новичка Конечно. Тяпкин говорил не очень чисто, перевирая слова, но это только забавляло хозяина нисколько не обижая.

А когда Тяпкин собрался уходить, Кантакузин запротестовал:

— Э-э, нет, из дома молдаванина, не попробовав визга, нельзя уходить — И выставил на стол ведёрный кувшин оплетённый лозой, и две глиняные обливные кружки.

— Ну что ж, — согласился Василий Михайлович, — за знакомство не грех и выпить.

Выпили по кружке. Тяпкину, привыкшему пить» что покрепче, вино не показалось, но он как опытный дипломат похвалил:

— Превосходное вино.

Польщённый похвалой нового друга, Кантакузин снова наполнил кружки.

— Тогда ещё по одной.

Тяпкин не возражал и, дабы опять сделать приятное хозяину, сказал:

— За твоё здоровье, друг Кантакузин.

Кантакузин как истый молдаванин не мог оставить такой тост без ответа. Стал наливать по третьей кружке.

— А теперь за твоё, друг Василий.

После третьей кружки всё пошло как по маслу Кантакузин предложил тост за великого государя всея Руси Чем неожиданно так растрогал Тяпкина, что тот полез целоваться.

— Да за государя... да я тебя так полюблю, Кузя.

У него уже Кантакузин стад Кузей, так было и короче и звучало нежней: «Кузя». И Тяпкин предложил ответный тост, за господаря Молдавии: знай наших. Теперь настала очередь молдавского посланника целовать Тяпкина и он обнимал его и нежно говорил:

— Вася, ты оч-чень хор-роший человек.

— Ты, Кузя, тоже з-замечательный парень.

Потом пали за вновь избранного короля Польши Яла Собеского. После этого тоста Тяпкин вдруг заплакал:

— Ты что, Вася? — удивился Кантакузин. — Разве я тебя обидел.

— У меня конь ок-колел, — всхлипнул Тяпкин. — Мне н-не на чем волочиться в Краков на коронование Собеского.

— Вася, друг! — воскликнул радостно Кантакузин. — Поедем на моих, у меня добрая пара венгерцев.

Тут Тяпкин, отерев слёзы, предложил выпить и за «венгерцев». Кантакузин не возражал, тем более что это были его кони.

Так славно была решена задача переезда русского резидента из Варшавы в Краков на коронование, где он должен был представлять Московский двор.

В тот вечер они доконали-таки ведёрный кувшин и к концу пьянки Тяпкин уже и лыка не вязал, даже слово «Кузя» для него было уже непосильным. Лепетал:

— Ку… я тя… лю… лю…

Молдаванин, с юности привыкший к ведёрным возлияниям, держался на ногах вполне устойчиво, и даже понимал тяпкинские «китаизмы» на которые отвечал полным текстом без всяких потерь.

— Вася, я тебя тоже люблю.

Как добрался до дому, русский резидент Тяпкин не помнил, но жена его утром рассказала, что привезли его в тележке на паре добрых коней.

— Это венгерцы, — сказал Тяпкин. — На них мы доедем в Краков.

— А как же мы с сыном? — спросила жена.

— Что — вы с сыном?

— Жить-то чем нам? Мясник отказался в долг давать, сказал: расплатитесь сначала. Пекарь тоже волком глядит, долг ждёт. Ты ходишь, пьянствуешь, а мы…

— Глупая ты женщина. Я устанавливаю дипломатические связи. А деньги? Что ж, придётся твоих песцов заложить.

— Вот, вот, — вздохнула жена. — Сперва на ангела даришь, а посля закладываешь.

— Но я же потом всё выкупаю. Придут деньги из Москвы, выкупим и цапки твои и рухлядь.

И хотя жена всякий раз фыркала над его «дипломатическими связями», ан нет срабатывали эти связи, как правило, в выгодную для резидента сторону. Не пропало и то ведро, вылаканное на пару с молдавским посланником Кантакузиным. Не пропали и те три дня, которые они потратили на дорогу до Кракова. Ни одной корчмы не пропустили, чтоб не выпить по кружке пива или браги. Но перед Краковом Кантакузин сказал Тяпкину:

— Вася, ты должен понимать, что там, при дворе, нам лучше держаться порознь. Мы с тобой не знакомы. Ты понял?

Тяпкину, съевшему уже зубы на дипломатической службе, да этого не попять!

— Кузя, ты умница.

Так они и расстались. И на пышных торжествах, посвящённых коронации, если и видели друг друга, то обычно издали, и приветствовали лишь глазами, даже не раскланиваясь. На приёме, устроенном королём для дипломатического корпуса, они были далеко друг от друга. Король Ян Собеский обошёл всех и пожал представителю каждой страны руку, обворожительно улыбаясь, а когда дошёл до Тяпкина, сказал:

— Я хочу с вами увидеться, пан Тяпкин.

— Всегда к вашим услугам, ваше величество, — отвечал Василий Михайлович.

— О времени аудиенции вам сообщат.

«Интересно, — думал Тяпкин, — зачем я ему понадобился. То годами к королю не допросишься, а то сам зовёт. Интересно».

Где-то через неделю после праздников за ним приехала раззолоченная карета, и, явившийся в дверях не менее раззолоченный придворный торжественно возгласил:

— Пан Тяпкин, вас ждёт его величество.

Едва ли не через весь город карета везла пана Тяпкина к резиденции короля. Подъехала она не к парадному крыльцу, а к боковой калитке, ведшей в парк.