Сергей Мосияш - Федор Алексеевич

— Вытри слёзы, Фёдор. Стыдись.

После похорон великого государя Алексея Михайловича собрались родные его в верхней горнице погоревать вместе, поплакать, ну и посоветоваться, как дальше жить.

— А где ж Наталья Кирилловна с крестником? — хватился Фёдор Алексеевич. — Позовите кто-нибудь.

Но отчего-то никто не шевельнулся, а Софья Алексеевна сказала:

— Обойдёмся без мачехи.

— А и верно, — поддержал её Иван Михайлович Милославский. — С какими глазами ей являться после той ночи с беззаконным притязанием на престол.

— Да уж что и говорить, — отозвалась Татьяна Михайловна. — Такая молодая, да ранняя. Не ожидала я от Наташки такой прыти, не ожидала.

Неожиданно захихикал сидевший у окна царевич Иван, все оборотились к нему: с чего это он? А он смеялся, не замечая, что привлёк общее внимание.

— Ваня, что с тобой? — спросила тётка Анна Михайловна, сидевшая рядом.

— Хы-хы, когда гроб-то с крыльца несли, боярин-то Одоевский споткнулся да растянулся на ступеньках-то. Гы-гы-гы.

Все переглянулись: что, мол, взять с глупенького, мал ещё, всего десять годков. Но Софья Алексеевна оборвала весельчака строго:

— А ну-ка перестань, дурак.

Иван испугался, притих, но ухмылку с лица так и не мог согнать, из похорон ему больше запомнилось падение на крыльце старого боярина.

— Надо что-то с нарышкинским гнездом делать, — сказал Иван Михайлович. — Ванька не оставит нас в покое [12] Ванька не оставит нас в покое. — Имеется в виду боярин Иван Кириллович Нарышкин, брат Натальи Кирилловны. , уж наверняка плетёт что-то.

— Выгнать их обратно в Смоленск, — предложила Татьяна Михайловна.

— Нет, в Смоленск нельзя, там у них сторонников много сыщется. Ещё и поляков могут натравить на Москву. Надо в другую сторону.

— А зачем выгонять-то? — спросил Фёдор. — Дядь? Тёть? За что вы на них?

— Федя, ты молод, всего не понимаешь... — ласково начал Милославский.

— Но я же царь, должен знать.

— Царь ты, царь, Фёдор, но пока во всей этой паутине разберёшься, позволь нам, старикам, с этим управляться.

— Но крестника своего я в обиду не дам, — сказал твёрдо Фёдор. — Как-никак, я перед Богом отец ему.

— А никто и не собирается Петра обижать. Пусть живёт себе, мы разве о нём говорим. Мы о недругах наших речь ведём. О твоём, Федя, спокойствии печёмся. О твоём!

— Да, — неожиданно вспомнила Татьяна Михайловна. — Надо послать кого к патриарху Никону [13] Никон (1605—1681) — церковно-политический деятель России ХVII века. Патриарх Русской Церкви с 1652 г. По инициативе правительства начал проведение церковных реформ, суть которых заключалась в унификации норм церковной жизни и Православной Церкви. Исправление обрядов богослужебных книг по греческим образцам нарушило сложившиеся традиционные русские формы церковных обрядов. Реформы были враждебно встречены большей частью духовенства, выступавшей против нововведений. В Церкви возник раскол. Никон и светская власть преследовали раскольников. Признанным лидером противников Никона стал протопоп Аввакум. Недовольство в придворных кругах властностью Никона привело к тому, что Церковный собор 1666—1667 гг. снял с него сан патриарха. Никон был сослан в Ферапонтов Белозерский монастырь. В 1681 г. царь Фёдор Алексеевич разрешил Никону вернуться и жить в Новоиерусалимском монастыре, но в дороге Никон умер. в Ферапонтов монастырь, пусть он пришлёт грамоту о прощении покойного государя Алексея Михайловича.

— Это верно ты заметила, Татьяна. Я пошлю туда боярина Фёдора Лопухина. Он уговорит упрямца.

— Надо бы как-то облегчить ему ссылку, Федя, — посмотрела Татьяна Михайловна на племянника.

— Э-э, нет, — возразил Милославский. — Ещё рано. Греха с патриархом Иоакимом не оберёшься.

— А что они не поделили? — спросил Фёдор.

— Как что? А патриаршество. Никона-то за что выслали? Он решил выше царя возвыситься [14] Никона-то за что выслали? Он решил выше царя возвыситься... — Властный и честолюбивый, Никон стал называть себя «великим государем» и демонстративно подчёркивал превосходство духовной власти над светской. Никон становится соправителем царя, подминает боярскую Думу и во время отсутствия царя полностью его заменяет. Даже в приговорах появилась формулировка, дублирующая царскую: «Светлейший патриарх указал и бояре приговорили». , вот на этом и свернул себе шею А после него патриархом рукоположен Иоаким. Теперь если вернуть Никона, что ж получится? Он себе доси патриархом считает, Иоакима клянёт. Пусти его в Москву, впору будет бежать отсель, мамаево побоище начнётся. Нет уж! Пусть лучше сидит в Ферапонтовском. Тут ты, Татьяна, не сбивай царя. Не толочь, что не скисло.

— Но, Иван Михайлович, я же не говорю везти его в Москву, я ж о полегчении участи.

— Не боись, Таня, он и лам не трудно живёт. Всех поколачиюет, даже из пищали палит, сказывают, по птицам. За одно это можно из иереев извергнуть.

Вдруг резко отворилась дверь и на пороге появился протопоп Андрей Савинов — духовник умершего царя. Глаза его недобро поблескивали, да и весь его вид являл скорее кулачного бойца, чем мирного иерея.

— Ага-а, весь царствующий дом здесь, — вскричал он. — Это хорошо. Все сразу узнаете, какое кощунство свершил ныне патриарх, какое беззаконие, какую поруху порядку!

Духовник царя — лицо особое. Только ему исповедуется царь, только он знает самое сокровенное о царе, о его грехах явных и тайных. Именно он, духовник, утишает душевные страдания своего высокого подопечного. Поэтому он вхож к царю в любой час дня и ночи.

Оттого протопоп Андрей и ворвался в верхнюю горницу безо всякого стеснения и разрешения. И всеми присутствующими это было воспринято как должное.

— В чём дело, святой отец? — спросил Милославский. — Какую поруху совершил патриарх?

— Вы разве не видели? Он на отпевании вложил в руку государя прощальную грамоту.

— Ну и что?

— Как «ну и что»? — взвизгнул протопоп. — Я! Я должен был вложить государю эту грамоту. Я его духовник — не Иоаким. Я!

Все переглянулись. Татьяна Михайловна сказала:

— А ведь верно. Духовник должен вкладывать прощальную грамоту.

Слова царевны подлили масла в огонь. Протопоп, сжав кулачки, забегал по горнице, заговорил сбивчиво, бессвязно, через едва сдерживаемые рыдания:

— Я этого так не оставлю... Я этого не попущу... Я убью его... Я его... У меня уже есть полтыщи оружных людей. Я им только прикажу.

Все видели, что бедный протопоп впал в истерику, и молчали, дабы не усугублять дела. Татьяна Михайловна уже жалела о том, что поддержала несчастного. А он, приняв молчание едва не за согласие с ним царствующей семьи, распалял себя всё более и более и под конец начал грозить уже им, царствующим: