Аммиан Марцеллин - Падение Рима

А Галла Плацидия рвёт и мечет... Пора ехать в Рим, чтобы показать римскому народу молодую Августу и провести на Марсовом поле триумфальное шествие войск Аэция... Но Гонория ещё не обнаружена, следовательно, пока отменяется и триумфальное шествие... Замкнутый круг! А Плацидия не может дольше держать в Галлии войска в бездействии. Нужно подсказать императрице, чтобы она заняла полководца Аэция каким-нибудь делом, покудова мы эту чёртову дикарку с её рабами ищем... А ведь троица-то заметная! И первая, кто выдаёт их, это чернокожая Джамна... Могли ведь они направиться и в Рим к отцу Евгения — Клавдию Октавиану, кстати, у него был юбилей — шестьдесят лет бывшему сенатору и преторианцу исполнилось... Стражники, стоящие на всех городских воротах, тоже получили подробное описание внешности всех троих, а уж Джамну они не могут не заметить... Только в город такие не въезжали...

На юбилей в Рим, кажется, ездил Себрий Флакк. Кое о чём я расспрошу его... Пошлю за ним».

Ближе к полудню рабы принесли во дворец на носилках одетого в тогу с широкой пурпурной каймой, что носили сенаторы, Себрия Флакка.

— Я знаю, что ты ездил в Рим. — Евнух исподлобья и остро взглянул на сенатора, который вначале принял перед корникулярием вольную позу, отставив левую ногу, а правую руку заложил за складки одежды, откинув голову, как и подобает истинному патрицию. Но под колючим взглядом Антония Себрий отставленную ногу подобрал и голову слегка наклонил.

— Да, ездил, — нехотя произнёс Флакк, всё же недовольный тем, что бесцеремонно прервали его занятие греческим языком и заставили срочно явиться во дворец перед очи безродного евнуха.

«Безродного, но могущественного... — подумал Себрий и решил быть с ним почтительнее. — Неизвестно, что там у него...»

Далее Антоний спросил, кто ещё из гостей был у старого Октавиана, как проходило празднование дня рождения и не заметил ли он, Флакк, в доме ничего подозрительного...

«Как я не догадался сразу?! Значит, евнух подозревает, что в доме бывшего сенатора в Риме могут прятать молодую Августу, которую безуспешно ищут почти три недели...»

Себрий, глядя прямо в глаза Антонию, заявил, что не заметил ничего подозрительного, да и был он в гостях у Октавиана всего три дня, а потом уехал.

— Правда, оставался Кальвисий Тулл, — охотно доложил Себрий, и евнух, даже не скрывая, усмехнулся.

Хотя Себрий Флакк и считался другом Кальвисия, но они были слишком разными людьми, чтобы дружить бескорыстно. Кальвисий, несмотря на видимую мягкость своего характера, всегда использовал упрямое честолюбие Себрия в свою пользу... И об этом хорошо знал корникулярий.

Вообще-то, о придворных, окружавших его и Плацидию, евнух ведал, если не всё, то, по крайней мере, многое. Он хорошо изучил все их слабости и этим в нужный момент умел пользоваться. Антонию уже давно доложили, что Флакк, чтобы войти в ещё большее доверие к Плацидии, решил принять арианство. Поэтому евнух несколько прямолинейно спросил:

— Кальвисий, этот отпетый язычник всё ещё по-прежнему занимается развратом со своими рабынями?..

Самый подходящий ответ вдруг закрутился на языке Себрия: «Как и наша повелительница со своими рабами...», но, скромно опустив книзу очи, заметил:

— По-прежнему... Старый, но сильный ещё.

— Ничего, мы эту силушку ему поубавим! — пообещал Антоний, зная, что эти слова так и останутся между ним и Себрием и что Флакк об этом разговоре никому не скажет...

Когда выносили Себрия Флакка рабы из императорского дворца, сенатор всё же подумал, что по отношению к Кальвисию он совершает пусть не прямое, но косвенное предательство; поначалу это его слегка устыдило, но, вспомнив греческую поговорку, которую он недавно выучил, успокоился и улыбнулся: «В Риме каждый пьёт по-своему...» [54] Так говорили греки о римских пирах в противоположность своим, где выбранный глава зорко следил за тем, кому и сколько нужно разбавить вино, чтобы пьющий не запьянел окончательно и не нарушил чинный порядок всеобщего застолья.

Выходец из Александрии евнух Антоний тоже знал эту греческую поговорку и давно сделал из неё определённый вывод. Он думал, что душа римлянина для него уже больше не является загадкой... Это касалось и самой императрицы, и её «последнего великого римлянина» Аэция...

Но когда корникулярий предложил занять пока «каким-нибудь» делом полководца в Галлии, то последовала со стороны императрицы такая реакция, какую Антоний явно не ожидал.

— Что значит «каким-нибудь» делом?! — вскричала Августа, передразнивая евнуха. — Аэций не «какой-нибудь» мелкий сборщик податей, он человек великий, и он оскорбится... Я понимаю, что ты не можешь найти мою скверную дочь, но это не довод задерживать далее полководца в Галлии...

— Величайшая из порфироносных, но его следует и нужно задержать!.. Я уже совсем близок к разгадке местопребывания Гонории. — И помощник императрицы пересказал свой разговор с сенатором Себрием Флакком.

— Я уверен, что она прячется в доме отца Евгения, я уже послал в Рим людей осуществлять слежку и жду со дня на день прибытия в Равенну ещё одного друга Клавдия Кальвисия Тулла, который тоже ездил к нему на юбилей.

— Отца Рутилия Тулла — наварха миопароны, на которой отплыл на юг Италии молодой Октавиан?

— Да, несравненная!.. Теперь я знаю, каким делом занять последнего великого римлянина, пока мы станем доставлять ко двору твою дочь... В стане гуннов воспитывается, как когда-то воспитывался и сам Аэций, его старший сын Карнилион. Пусть полководец и навестит его, а командование войсками передаст своему легату Литорию, который отличился в сражении с готами за город Нарбонну [55] Ныне город Нарбон на юге Франции. . Об этом, как ты помнишь, сообщал и сам «последний великий римлянин», восхищаясь храбростью Литория, когда тог близко подошёл к Нарбонне, находившейся в осаде, приказал кавалеристам привязать к седлу два мешка муки и вместе с ними бесстрашно пробился сквозь укрепления противника к умирающим от голода горожанам. Воодушевлённые жители Нарбонны пришли на помощь римским легионам, и готы сняли осаду, потеряв при этом в сражении восемь тысяч человек...

— Да, помню, Антоний... — улыбнулась императрица. — Твоя голова, мой любезный друг, хороша тем, что в ней неожиданно появляются очень умные, свежие мысли... К тому же посещение Аэцием лагеря гуннов пойдёт на пользу всем нам; сейчас дикари успокоились и не продвигаются, но каково их дальнейшее намерение?.. Не плохо бы и преуспеть в разрешении этого вопроса... Только ты, Антоний, прямо не предлагай Аэцию шпионить — обойди стороной сей щекотливый предмет, а только как бы намекни... А далее пусть он сам догадывается... И последнему великому римлянину не обидно станет, и дело будет сделано. Иди, составляй хартию... А Кальвисия хорошо попытай словами, но если друга своего римского начнёт прикрывать, примени способ построже... Я разрешаю.