Аркадий Крупняков - Царев город

— Нет у тебя пары дней, отче. Прибегал на Кокшагу стрелец из крепости, тебя искал. Ждет тебя в Кокшайске царский указ — велено спешно бежать в Москву. К Троице чтоб там быть. Посему половодье не проморгай, ныне же садись на коня, там тебе Топкай лодку даст, и — с богом.

— А яровые как же? — Палага хлопнула по бокам.

— Беда не велика. Я тут задержусь, все посею. Актуган вам мешок семян послал, все будет путем.

Ешка и Илья вышли из избушки, сняли с седла мешок овса. Палага затопила печурку, начала варить завтрак. Кузнец присел на колоду, указал место рядом. Ешка приготовился слушать.

— В прошлый раз я не без умысла скрыл от вас разговор с Ярандаем. Уговаривал он меня встать над ватагами, что в его лесах хоронятся, и поднять их супротив царя. Судя по его словам, летом снова бунтовать собираются, из Крыма большая рать придет, Казань, Астрахань и все черемисские земли от Москвы хотят оторвать. Я с той поры много думал и порешил всех русских беглых людей собрать под свою руку и сохранить их до времени.

— А потом?

— Ты, будучи в Москве, поговори с государем, и если он обещает мне прощение, я эту силу брошу на басур-манов.

— За что тебя прощать-то?

— Государь, поди, знает, коли приставов меня ловить послал. Скажи, крест, мол, тот Илейка-атаман на шее носит и делу Руси радеть надумал.

— Скажу, Илейка, скажу. И прощение тебе выговорю. Истинно.

— Ну и добро. А ты ныне же садись на коня и скачи к Топкаю. Конь этот его, отдашь хозяину. Ну а мне позволь твою кобыленку взять, на ней я в Ярандаевы земли поскачу, дочку спасать надо.

— О чем речь? Все равно кобылка моя задарма тут стоит. Бери.

V

...Мурза Аталык вел свое войско по левому берегу Волги тихо и незаметно. Грабить людей запретил, чтоб шуму не было. Шел больше ночами, подкрадывался к казанским пределам как рысь на мягких лапах. Переправился через Каму, в одном глухом бору остановил рать, выслал вперед сотню Аббаса — верного и опытного разведывателя. Сотник на рысях прошел по лесным дорогам, русского войска нигде не заметил. Если попадались одиночные люди — русские ли, вотяки ли, черемисы ли — всех уничтожал.

Ярандай привёл сотню в свой илем, разбросал всадников по жилищам, сотника Аббаса привел к себе.

За угощением сотник спросил сразу:

— Русские в ваших землях есть?

— Есть мало-мало. На реке Кокшаге у Топкая живет русский кузнец, потом пришел русский поп с бабой, теперь он ребятишек читать-писать учит.

— Зачем их учит?

— Знаю зачем. Когда русские Казань отвоевали, тоже в Карабаш русский поп пришел. Тоже ребятишек зимой грамоте учил, летом в глухом лесу в землянке жил. А потом появилась в том месте русская мечеть, и на всех черемис кресты надели, татар из селенья выгнали, ихнюю мечеть с землей сровняли. Вот почему и этот поп к Топкаю приехал.

— Почему он пустил?

— Этот шайтан давно с русскими якшается, и отец его тоже якшался.

— В других местах русские есть?

— По лесам их много шатается. Которые из своих мест убегают, здесь прячутся. Иные рядом с черемисским иле-мом садятся, землю пашут, хлеб растят.

— Скоро сюда мурза Аталык придет, от турецкого султана посланный. Много джигитов приведет и скрестит с русскими сабли подобно молниям в июле- Черемисы рядом с нами встанут?

— Силу вашу почувствовав, встанут. Под моей властью мужиков много, всех подниму.

— Бик якши! Завтра мне укажешь дорогу на Топкаев илем.

VI

Сразу же после завтрака Илья принялся ладить соху и борону, а Ешка стал собираться в дальнюю дорогу. Кузнец углубился в лес, чтобы вырубить для сохи оглобли, и вскорости возвратился встревоженный.

— Едучи к Топкаю, осторожен будь, отче.

— Пошто?

— Видел я, на том берегу по дороге проскакали воины. Сотни полторы, не меньше. Не ради ли тебя они туда скачут? Может, про царский указ пронюхали?

— Ладно. Оберегусь.

До Кокшаги Ешка добирался весь день. Дорога на Топкаев илем была потоптана множеством копыт, и потому ехать пришлось малыми дорогами и тропинками. К реке подъехал, когда было совсем темно. На трм берегу стлался дым, на холме мерцали огни, это, видимо, догорали запаленные жилища черемис. Около пепелищ бродили люди, выли собаки, где-то в темноте звучал надсадный женский плач. На мостовую переправу Ешка не поехал, он привязал копя в кустарнике, нашел лодчонку, тихо перебрался через воду. Крадучись, обошел илем вкруговую, выбрался к избе кузнеца, которая стояла на отшибе. Опасаясь засады, он долго прислушивался, стоя за деревом. В избе было темно, окна не светились. Было тихо. Ешка хотел было рискнуть и подойти к двери, но тут кто-то сзади положил руку на плечо. Он вздрогнул, отскочил, увидел Кочая. Старик взял, его за руку и молча повел в лес.

— Я тут ждал тебя, — тихо сказал Кочай, когда они отошли в густой ельник. — Мы знали, что ты придешь, а в избе засада есть.

— Кто?

— Турни. Помнишь, я тебе говорил. Все было, как в

сказке. Налетела нечистая сила, кудо паши разграблены, некоторые сожжены. Трех человек убили, многих в схватке поранили. Топкая били, чуть живой дома лежит. Многих девок наших попортили, мужиков всех собрали, с собой увели. Большая беда у нас. Коришку и Айвику заложниками взяли. Сказали: если хоть еще один русский тут

появится, им не жить. Тебя искали, сейчас в избе три ногайца сидят. Ты туда не ходи.

— Топкая бы повидать.

— Нельзя. У него тоже чужие люди. Мы тебе лодку подготовили, прямо отсюда уезжай. Топкай тебе велел передать: скажи русскому царю, пусть город строит. Нам самим против суасов не устоять.

Снова по опушке леса спустились к реке, Ешка сел в лодку и оттолкнулся от берега.

— Добрый путь тебе, — сказал на прощание Кочай.

— Оставайтесь с богом.

В ватагу пришла масленица. Не то чтобы она была такой широкой, как в прошлые времена в деревнях, но радостной. Ведь от масленой недели до весны рукой подать. Каждый думал: если до масленицы дожили, не умерли, то До тепла как-нибудь доживем.

Сначала спаянные одной мыслью — перезимовать, не замерзнуть, не подохнуть от голода, ватажники жили дружно. Но потом, как выразился дядя Ермил, распоясались. Началось с того, что перестали сторожить лагерь. Сначала выделенные охранники спали в шалаше около перешейка, а потом и совсем перестали ходить в свою очередь. Ватагу никто не беспокоил, близ болота никто не появлялся.

Андрейка с самого начала ударился в поиски Насти. Еще осенью, когда ватага только встала на место, прибежала в стан молодая черемиска. По-русски она говорить не умела совсем, ватажники не знали языка черемисского. Только Ермил знал татарский кое-как, сумел ее понять, да и то наполовину. Из этого разговора выяснили одно — Настю схватили ногайцы, она просила ватагу скорее уходить и обещалась догнать в пути. Где Настя, что с ней^черемиска не знала или не хотела говорить. Уходить дальше ватаге было уже нельзя, и Андрейка принялся бродить по лесным дорогам, пытаясь хоть что-нибудь выведать о девушке. Побывал он и в илеме Ярандая. Пробиться к самому лужавую побоялся, а у простых людей что-либо выведать было трудно, не знал языка. Понял одно: Настя тут была, но потом ее куда-то увезли. Всю зиму парень не находил себе места. Дениска тоже переживал горе друга, и в ватаге началось безвластие. Ермил смотрел-смотрел на это и начал наводить порядок, объявив себя атаманом. Трудился день и ночь сам и не давал бездельничать ватажникам. Заставлял рыть землянки: сначала жили по десять человек в землянке, а к середине зимы жилье было построено на каждую пару. Когда людей стали одолевать вши, заставил построить баню.