Аркадий Крупняков - У моря Русского

— Разумеется.

— Почему тогда мне не выбрать дорогого раба? И еще скажите, синьор Теодоро, почему именно вы поехали в Карасубазар? Я знаю, у вас еще два брата есть.

— Они заняты, моя госпожа, другим делом.

— А разве у моих братьев нет других дел?

— Ваши братья сейчас в Солдайе?

— Один в Кафе, другой в Суроже.

— Почему вы наш город всегда зовете Сурожем, хотя все знают, что его имя Солдайя.

— Если мать нарекла вас именем Теодоро, то как бы ни называли вас окружающие, для нее вы так и останетесь Теодоро. Сурож — русское название города.

Для Теодоро было безразлично, как называть город, и он замолчал. Нить разговора была прервана.

«Как она чертовски хороша, — думал Теодоро, глядя на Ольгу. — К тому же умна и смела. Будь она моей веры, я непременно заставил бы ее полюбить меня. А что, если…»

Теодоро внимательно посмотрел на Ольгу и заговорил:

— Недавно я прочитал одну книгу. В ней сказано, что любовь сильнее смерти. Правда ли это, синьорина?

— Судя по книгам, это действительно так.

— Простите, синьорина, за прямой вопрос: как бы вы поступили, если полюбили бы человека другой веры?

— Я думаю, что со мной этого не случится.

— Но допустим. Вы смогли бы тогда принять его веру?

— Я никогда не полюблю такого человека, дорогой Теодоро. Мое сердце всегда останется русским.

— Если я полюблю девушку православной веры, мне кажется, я не изменю католической церкви. В конце концов и католики, и православные — христиане.

— Можно верить по-разному, — убежденно произнесла Ольга, — вера без добрых дел мертва.

— Разве католики творят только злые дела?

— Может, есть такие, что делают и добро, но я их не видела.

— Я католик, но я сделал вам плохое?

— Мне — ничего. Но любящий бога человек не поедет покупать рабов. Наживы ради приравняли себя к поганым татарам, вместе творят черное дело!

— Но вы тоже хотите купить раба! — воскликнул Теодоро.

— Он мой дядя. Я еду, чтобы выкупить его. А это не грешное, а богоугодное дело. Вот вы говорите, если полюблю — перейду в другую церковь. У нас, у русских, говорят: «Веру переменить — не рубаху переодеть». Если менять веру, нужно менять совесть. Сможете ли вы стать другим человеком?

Теодоро ничего не ответил Ольге.

Накануне большого торга в приемном доме бея Халиля было многолюдно. Здесь в широком и низком зале, разделенном занавесом. а две половины, собрались все, кто думал участвовать в торговле живым товаром. По одну сторону занавеса находились правоверные, все остальные ждали на другой стороне. Среди них Теодоро и Памфило.

— Завтра торговля обещает быть славной! — заметил Памфило, обращаясь к сидящему рядом толстому генуэзцу из Кафы. — Смотрите, как много поставщиков живого товара.

— О да, — ответил купец, — можно будет купить товар несколько дешевле.

— Скажите, мой друг, — вступил в разговор Теодоро, — вы часто закупаете товар на этом рынке?

— Я это делаю ежемесячно, юноша.

— Говорят, на дороге в Кафу купцы часто подвергаются нападению разбойников?

— Вы разве впервые здесь?

— Нет, но я никогда не водил караваны по этой дороге, — схитрил Теодоро.

— О, тогда вам будет опасно и даже очень. Дели-Балта не щадит новичков. Но вы мне понравились, юноша, я вам дам хороший совет, — он склонился к уху Теодоро и зашептал: — С тех пор, как я следую совету, который получил от одного купца, мои караваны с невольниками в полной безопасности доходят до места. Так слушайте. У бея Халиля есть сын Алим. Он всегда бывает здесь вместе с отцом. Нужно дать ему полсотни серебряных дукатов, и он выделит вам двух всадников, в сопровождении которых вы спокойно дойдете до Кафы. Но только, юноша, это надо делать тихо, дабы не узнал грозный отец Алима.

Купец шептал еще что-то. Теодоро не слышал. Он увидел, как в узкую дверь помещения широкими твердыми шагами вошел бей Халиль. Занавес уже был отдернут, посредине зала у стены стояло кресло. Халиль сел в кресло, по правую руку бея на низкую скамеечку сел писец, по левую встал толмач, за креслом — Алим. Первыми стали подходить к бею татары. После краткого разговора они разматывали свои кемеры [28] Кемер — пояс. , извлекали из кожаных кисе [29] Кисе — кошелек. монеты и передавали их Алиму. Писец выдавал каждому пластинку из толстой кожи, на которой киноварью писал какие-то знаки.

— Это татары платят торговую дань бею, — объяснил Памфило, — и получают разрешение на продажу рабов. Скоро придется раскошеливаться и нам.

Теодоро с интересом наблюдал за беем. Много раз приезжал он в Карасубазар, но ни разу не бывал в этом помещении, поручая платить дань за торговлю Памфило.

Горка золотых и серебряных монет, которые Алим складывал на большое узорчатое блюдо, росла.

После того как татары уплатили дань за право торговли, начался сбор денег с тех, кто хотел купить рабов. На этот раз сборы были на редкость высоки — Халиль видел, что покупателей больше, чем продавцов. Памфило попытался было поторговаться, но бей так взглянул на него, что пришлось не прекословя отдать за право покупки сорока рабов столько, сколько раньше платили за сто.

— Видит бог — покупка будет не так выгодна, — промолвил монах, возвращаясь к Теодоро. — К тому же молодому бею за безопасность в пути надо платить.

«Черта с два получит с меня этот татарчук, — решил Теодоро. — У меня надежная охрана. Мне ли бояться Дели-Балта? Пожалуй, еще сочтут меня трусом мои братцы, если узнЛот, что я уплатил такую огромную сумму- из страха перед разбойником».

— Доедем сами, — громко сказал Теодоро и вышел из помещения.

Там, где Биюк-Карасу делает поворот на юг, меж крепостью и рынком для продажи скота располагалась широкая площадь, огороженная невысокой, грубо сложенной каменной стеной. Это место называлось Малый Таш-хан. Здесь четыре дня в месяц проходил невольничий торг.

Высокие, неуклюже поставленные каменные помосты разбросаны по площади без всякого порядка. Иван Булаев поднялся йа помост первым. Здесь его ждал баранчи — толстый кривоногий татарин-оценщик. Он рванул невольника за рукав, подтолкнул на край каменной плиты. За ним по выщербленным ступенькам стали всходить на возвышенность другие пленники.

Иван с тревогой оглядел площадь, надеясь увидеть Никиту Чурилова, но ему мешало яркое утреннее солнце, бившее прямо в глаза.

Скоро все помосты были заполнены невольниками, и торг начался. Трем пленникам, среди которых был Василько, не хватило места на помостах, и их поставили возле стены.

Покупатели подходили к невольникам, привычно ощупывали мускулы рук, заглядывали в рот, трогали зубы, задавали вопросы.

Федька Козонок и Ольга вошли в ворота Малого Таш-хана запыленные и усталые. Ольга хотела заехать на Хаджиму, чтобы у знакомых отцу людей отдохнуть, разузнать о порядке торга, но Федька упросил поспешить, неровен час, продадут Ивашку — придется переплачивать втридорога. А еще хуже — уведут неведомо куда.