Аркадий Крупняков - У моря Русского

Украинцы кричали:

— Знай наших!

Митька уселся на траву и, забыв про поражение, улыбался во весь широкий рот.

— Силен, будто медведь, — говорил он, — одолел меня правильно.

— Не взачет! — упрямо твердили Митькины сторонники.

— Он до этого троих на лопатки поклал!

— Все одно — перемога наша!

— Не гомоните, хлопцы! — крикнул Грицько. — Сказать по правде, — если бы не свежие руки, то мне Митьку не побороть. — Он подошел к Митьке, подал ему руку и поднял с травы. — Отдохни, а перед сном еще раз схватимся.

— И то верно, — качнув головой, промолвил Митька и обнял коренастого Грицька за плечи.

— Любо на них смотреть! — восхищенно крикнул кто-то. — Какие богатыри! Ежели в бою их поставить вместе — по пятку татар на брата придушат.

Как бы отвечая на этот возглас, Кирилл с Днепра сказал:

— Я часто, хлопцы, думаю, почему князьям нашим это невдомек. Ведь если московские земли да украинские соединить, а людей всех взять под одну твердую руку — нам не только татарин, сам черт был бы не страшен. А князья все больше мельчат свои уделы. Сказать бы им…

— Атамана нашего спроси, что после того бывает. Он единожды заикнулся про это, а его в батоги! Так ли, атаман?

— Было такое, — ответил Василько. — Только батогами правду не забьешь. Не мы, так наши дети и внуки правду эту увидят. Сольются в одну семью, на окраинах своих против любого врага встанут твердо. На нас посмотрите: собрались тут и московиты, и украинцы, поляки и черкесы, живем дружно, и оттого мы — сила. Не будем вместе — переловят нас, как котят.

Слова атамана заставили ватажников задуматься. Живут они пока одной семьей, а надолго ли? Не весь же век сидеть в лесу, когда-то дорогу иную придется выбирать. Думают ватажники каждый о своей судьбе, о судьбе родной земли, о семьях, что остались в дальних краях.

Сумно на душе у ватажников…

На следующий день Грицько-черкасин с охоты вернулся поздно и пришел не один. За ним не спеша двигался мальчуган, ведя за руку слепого старца. Все трое прошли к атаману.

— Посмотри, атаман, кого я нашел. Встретил на дороге — взял да и привел сюда. Они сами об том просили.

Атаман подошел к старику, посадил его на скамью.

— Куда, отец, путь держишь? Какая беда занесла вас в этот страшный край?

— Скажи, как тебя зовут? — тихо произнес старик.

— Васильком родители нарекли.

— Васильком, говоришь. А тот, что привел нас сюда, баял — Соколом.

— Сокол — это прозвище мое.

— Слава богу! Уж сколько дней мы ищем тебя. Люди говорят, в горы Сокол прилетел. Говорят, людей подневольных выручает, из цепей кует мечи, чтобы иродов сей земли наказать. И захотелось мне найти тебя.

— Неужели, дед, о нас добрая слава идет?

— В этой злой земле добрые дела люди творят редко. Здесь все больше в цепи куют. А ты свободу несешь человеку. Оттого и слава про тебя, как ветер, разлетелась.

— Где вы были, откуда пришли? — еще раз спросил Сокол.

— Мне трудно говорить. Андрейка, расскажи.

Черноглазый мальчуган стал рассказывать о том, как он встретил деда Славко, как пробирались они в Сурож к купцу н иките Чурилову.

Вокруг Сокола собрались постепенно все ватажники. С интересом слушали они рассказ Андрейки. Подошел вместе со всеми и Ивашка Булаев. Он неотрывно смотрел на мальчика, несколько раз порывался сказать что-то, но, видно, не решался И только когда поводырь кончил рассказ, Ивашка спросил:

— Родился ты где? — Голос его дрогнул, выдавая глубокое волнение.

— Под Москвой. Малый Сурожек деревня наша зовется.

И вдруг Ивашка рванулся к мальчику, схватил его своими большими руками, прижал к груди:

— Андрейка! Сын!

Грозно шумит море. Волны, одна выше другой, с рокотом несутся к берегу и разбиваются о прибрежные камни, сотрясая землю. Мрачен горизонт, клубятся над ним черные облака. Тонко и протяжно звенят расставленные на сушку рыбацкие сети, ветер обрушивается на огромную скалу и со свистом взмывает вверх, к окнам консульской башни.

В верхней комнате башни трое: консул, Гондольфо и Якобо. Якобо сидит у окна и смотрит на море. Юноша слушает штормовое пение ветра и не обращает никакого внимания на разговоры отца и Гондольфо. Гондольфо, низко склонив голову, пишет.

Христофоро ди Негро ходит по комнате и диктует письмо консулу Кафы Антониото ди Кабела.

— О суде, виселицах и позорных столбах написал? — спросил он Гондольфо.

— Написал, — угрюмо ответил тот.

— А о том, как они встретили мой приказ, написал?

— Как же я мог не написать, если вы диктовали!

— Ну хорошо. Далее будет так: «И еще прошу вас, светлейший и вельможный господин, достойные господа провизоры и масарии и почтенные господа старейшины, прислать мне копии тех грамот, которые выданы общиной тем ди Гуаско, дабы мы могли уразуметь, чем руководствоваться нам. Кроме того, просим вас при рассмотрении…»

— Господин консул, после слов «просим вас» надо бы поставить «если вам будет угодно», — посоветовал Гондольфо.

— Да, ты прав. Поставь и продолжай… «при рассмотрении прав тех ди Гуаско не пренебрегать достоинством и выгодами светлейшего совета святого Георгия, а также и нашим достоинством». Последние два слова подчеркни.

— Хорошо, господин консул.

— Пиши дальше: «Я уверен, что вы поступите именно так, дабы устав был соблюден и правосудие заняло подобающее место, чтобы братья ди Гуаско, считающие из-за чрезмерного богатства своего, что над ними нет нигде власти, что они одни владыки, поняли бы, что над ними есть вышепоставленные лица, что господами над ними являются консулы» [44] Здесь и в ряде случаев в дальнейшем даны подлинные выдержки из писем консула Солдайи Христофоро ди Негро. . Точка. А теперь оставь место для подписи и напиши постскриптум.

— Написал. Что дальше?

— Далее вот что: «Еще хочу сообщить вам неофициально о Теодоро ди Гуаско. В Суроже проживает известный вам русский купец Чурилов. Единственная дочь того гражданина города почитается первой красавицей Солдайи. Доношу светлейшему и вельможному, что Теодоро решил взять ту русскую в жены. Не хочу сказать ничего плохого о купце и его дочери, наоборот, я знаю его как самого благородного жителя города, а дочь его действительно красива и умна необычайно, однако вы, я думаю, поняли, что они другой веры и тот Теодоро хочет совершить невиданное кощунство — уйти из лона католической церкви и принять веру православную. Мы все как истинные католики не должны допустить этого, а того Теодоро жестоко наказать. Более ничего. Готов к выполнению ваших приказов. Будьте здоровы во Христе.

Гондольфо подвинул письмо к консулу, тот поставил свою печать и, сложив лист вчетверо, завернул его в кусок шелковой ткани. Нотариус растопил воск, и шелковый пакет был запечатан четырьмя печатями.