Томас Стриблинг - Мегафон

Радиовещательная станция WSBZ, умеющая точно учитывать вкусы публики, урвала пятнадцать секунд у получасовой передачи, посвященной репертуару популярных американских комиков Гаддо и Скуикс, чтобы вскользь оповестить слушателей о том, что достопочтенный Эндрью Бланк, член Конгресса, скончался в Вашингтоне, и на его место избран достопочтенный Генри Ли Каридиус.

Радиостанция не ошиблась в оценке интереса, проявленного публикой к этой новости, однако нашлись люди, которые восприняли ее не без волнения.

Мисс Роза Сейлор как раз в эту минуту включила радиоприемник, а ее товарищ по работе Джим Эссери тем временем разбирал на длинном столе в лаборатории листы «синьки» с разными схемами.

— Ты слышал, Джим! — воскликнула она. — Мистер Каридиус прошел в Конгресс!

Эссери вытаращил глаза от изумления.

— Другой кандидат, повидимому, умер. Известие пришло своевременно, и большинство избирателей проголосовало за мистера Каридиуса.

— Подумать только, какое счастье-то ему привалило!

— Если счастье вообще существует.

Эссери ласково улыбнулся:

— Я и забыл, что ты не веришь в счастье.

— Я верю в судьбу.

Эссери покачал головой.

— Судьба… последний оплот религии в сознании образованной женщины…

— Я верю в твою судьбу, Джим.

Джим подошел к своей лаборантке и обнял ее.

— Приятно иметь в лаборатории женщину, которая во что-нибудь верит.

Роза прижалась к нему:

— В жизни вера нужнее логики…

— Да, пожалуй… ты права…

Роза повернула голову и взглянула ему прямо в глаза.

— Джим, раз твой друг прошел в Конгресс, у тебя будет поддержка в суде.

— Поддержка в суде? Зачем? Когда?

— Если ты возьмешь патент на свой порох и продашь его Военному министерству. Мистер Каридиус будет в Вашингтоне, да?

— Да-а, разумеется. Я все думаю о том, как нам лучше обставить дело, если мы примем такое решение.

— Ну, этого уж я не знаю.

— Можно, пожалуй, взять патент под вымышленным именем, например: «Химическая компания Сейлор и Роз».

— Вот еще фантазия! Чтобы вся слава досталась мне!

— Еще неизвестно, какая будет слава.

В ночном кабачке под вывеской «Каир», в самом центре города, известие об избрании Каридиуса произвело несколько иной эффект.

В этом пышном и шумном заведении, за угловым столиком, откуда было удобно наблюдать за входившими и выходившими, мистер Джо Канарелли обедал в обществе мужчины и двух девушек. Он рассказывал, стараясь перекричать джаз-оркестр:

— И, понимаете, после того, как я этой старой карге сделал рассрочку, она прямехонько отправилась к полисмену и нажаловалась на меня!

Собеседник Канарелли, мужчина с льняными, почти белыми волосами, уставился на него.

— Ты шутишь, Джо… не может этого быть… после того, как ты оказал ей такую милость…

— Чорта с два! Еще и доложила ему, сколько было уплачено, ровно-ровнешенько. А полисмен явился ко мне, ну… и… пришлось поделиться… — Мистер Канарелли чувствовал себя глубоко оскорбленным, с ним поступили просто-напросто подло. — Ну, я, конечно, вернулся в ее лавчонку и разнес вдребезги все, что попалось под руку. Понятно?

— Удивительно, как это Джо не «разнес» заодно и старуху, правда? — обратилась одна из девушек, Элла, к молодому человеку с белыми волосами.

— Да, удивительно, — подтвердил Джо, поглядывая на Эллу, подружку Белобрысого Ланга, и сравнивая ее с Сибиллой, своей собственной приятельницей. Из двух девушек Элла как будто немного больше нравилась мистеру Канарелли, должно быть, потому, что она была подругой Ланга. И тут же в его памяти всплыла Паула Эстовиа, какой она стояла на пороге лавки, слушая его разговор с ее матерью.

В эту минуту в зал вошел мужчина в полицейской форме. Мистер Канарелли не изменился в лице, только положил на стол салфетку и взял в руку вилку.

— А, чорт, — сказал он спокойным тоном, слегка понизив голос, — вот идет О’Шин, тот самый, который вытряс из меня деньги.

— Так что же… с ним ведь договорились, как со всеми, — заметил Ланг.

— Он как будто кого-то ищет, — испуганно пролепетала Сибилла.

— Да ну его, — отозвалась Элла. — За что же он деньги получает? Еще удивительно, что Джо позволяет ему разгуливать по свету.

— С полицией надо полегче, — пояснил Канарелли. — И мы, как все смертные, нуждаемся в ее защите.

Полисмен пробирался между столиками, делая вид, будто не имеет никакой определенной цели. Проходя мимо рэкетиров, он спросил вполголоса, не задерживаясь и не глядя на сидящих за столиком:

— Заняты, Джо?

— Никогда не бываю занят…

— В мужской комнате… через несколько минут.

— Есть.

О’Шин прошел в другой конец зала и сел за свободный столик.

Ланг вопросительно взглянул на Джо Канарелли:

— Что за история?

— Понятия не имею, — нахмурился Канарелли, приглаживая свои и без того прилизанные черные волосы и поглядывая на дверь.

— Может, еще подоить хочет, — высказал предположение Ланг.

Канарелли поднял руку, плечо и бровь:

— Не знаю, у полиции нет никакой системы, только поэтому она не отбирает у нас хлеб.

— Удивляюсь, что вы дали ему уйти живым, — сказала Элла.

Элла положительно становилась привлекательнее Сибиллы.

— Пойдем, потанцуем, — предложил Канарелли, — у двери в мужскую комнату я вас оставлю.

Девушка положила сумочку на стол, взяла носовой платок и встала из-за стола. Мистер Канарелли обнял ее за талию. Она была одного с ним роста, и глаза ее сдержанно улыбались ему прямо в глаза. Щека к щеке скользили они по навощенному паркету, плавно приподымаясь на носках и поворачивая под прямым углом на поворотах.

— Как вы хорошо танцуете! — шепнула Элла. — Гораздо лучше, чем Ланг.

— Я удивляюсь, что вы не поищете себе лучшего кавалера, — прошептал в ответ мистер Канарелли.

Элла откинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Что вы хотите сказать, Джо?

Мистер Канарелли пожал плечами, улыбнулся, подвел свою даму к столику возле двери, обменялся несколькими словами с сидевшими за ним людьми, оставил с ними Эллу и удалился.

В мужской комнате мистер Канарелли уселся в кресло, с которого мог видеть не только входную дверь, но и собственное отражение в зеркале. Вскоре появился О’Шин и прошел в мужскую уборную. Мистер Канарелли последовал за ним в пустое, выложенное белым кафелем помещение. Внушительная фигура в синем мундире возвышалась над маленьким рэкетиром в черном смокинге.

— Слыхали вы, что на нас с вами подана жалоба? — спросил полисмен.

— Кой чорт? Нет, не слыхал. Кто же это наябедничал? Уж не старая ли карга?

— Нет, это крауземановская барышня. Подписалась, как близкий друг миссис Эстовиа.

— Так это она? Барышня от босса?