Джордж Грин - Страж

Прозвучало это приглашение вовсе не как вопрос. Оуэн выглядел оскорбленным, но он сдержался, поскольку посланник был не из тех, с кем можно было спорить. С ним следовало соглашаться, приберегая свои возражения до более благоприятных времен, например когда он будет пьян и заснет где-нибудь в одиночестве, а у вас под рукой в качестве достойного аргумента окажется тяжелая дубинка.

— Но я не хочу никуда идти!

Я посмотрел на него с отвращением.

— Отлично, а я не желаю оставаться здесь! Давай лучше предстанем перед королевой и посмотрим, сколько нам удастся продержаться!

Наш визит к Мейв был не слишком продолжительным. Гора на ногах, которую она послала, чтобы доставить нас, не очень-то с нами церемонилась. Мы шли, стараясь не давать громадине слишком нас торопить, в то же время сознавая, что это практически невозможно.

Указания Мейв были краткими и четкими. Оуэн должен был отправиться с отрядом воинов, чтобы уговорить занять королеве на время Коричневого быка из Кули. Когда она обратилась к нам со своего трона, вид у нее был зловещий.

— Ты и МакРот будете говорить с ним (МакРот был герольдом Мейв и широко известным бардом). Попросите Дейру во имя мира между нами дать мне Коричневого быка взаймы на один год. В конце года я пришлю ему вместе с быком пятьдесят хороших телок. А если его будет тревожить мысль о возможности потери своего драгоценного быка, скажи ему следующее. Если он лично приедет сюда с быком, я подарю ему землю на равнине Эйла, равную по площади его владениям, а также колесницу для возвращения домой, которая стоит три раза по семь рабынь. Более того, если он пожелает, я не против провести с ним несколько часов на пуховой перине. Передай ему, что за такую услугу я всегда буду ему верным другом. Думаю, он понимает, что будет означать и какие последствия иметь его отказ.

Оуэн должен был ехать, а мне пришлось остаться. Слово «заложник» не использовалось, но мы не были настолько наивными, чтобы расценивать мое положение как-то иначе. Мейв называла меня своим гостем, но гостям не чинят препятствий в возвращении домой. Если Оуэн не вернется, то для меня не исключалась возможность порадовать собак Мейв, внеся разнообразие своей особой в их меню.

— Но что, если Дейра окажется несговорчивым? — уточнил Оуэн.

— Тогда ты объяснишь ему, насколько это важно, и будешь уговаривать его, пока он не согласится, это понятно? — втолковывал я ему. Меня ужасала возможность того, что Оуэн из принципа совершит какой-нибудь поступок, который повлечет за собой мою мученическую смерть. — Прошу тебя, сделай то, что она говорит, возьми этого проклятого быка и возвращайся за мной, хорошо?

— А ты не можешь сбежать?

Я сделал три успокаивающих глубоких вдоха и затем ответил.

— Из этого замка? Не исключено. Но тогда мне нужно отыскать свою колесницу, чтобы иметь возможность проехать весь Коннот по незнакомой дороге, преследуемый разъяренной бандой вооруженных людей, знающих здесь каждый камень. — Я посмотрел на него умоляюще. — Если ты не можешь вести себя умно, то, по крайней мере, постарайся быть здравомыслящим, ведь мы говорим о моей жизни.

Он успокаивающим жестом положил руку мне на плечо.

— Не беспокойся, старина. Я вернусь вместе с быком.

Он оказался прав только наполовину.

— Что же, во имя богов, не сложилось?

Выглядел Оуэн ужасно, поскольку явился ко мне прямо с дороги, даже не умывшись. Обычно он был требователен в отношении личной гигиены, почти как римский трибун, так что я сразу понял: у нас серьезные проблемы. Он сел на кровать с видом человека, не спавшего трое суток, как и оказалось в действительности, и при каждом его движении с его одежды сыпалась пыль. Его дорога сюда была долгой и тяжелой, что делало ему честь, но сейчас он сидел неподвижно и молчал, в чем не было никакого смысла.

Я подошел, поднял его с постели и потащил к большому сосуду с водой, стоявшему в углу, и, прежде чем он сообразил, что происходит, окунул его голову в воду. Там я продержал ее совсем немного и вытащил. Оуэн выпустил в мою сторону струйку воды и замахнулся кулаком.

— Неблагодарный!..

Я без труда блокировал удар, схватил его за руку, развернул и повел к кровати. Усадив его, я снова пересек комнату и швырнул ему полотенце, затем налил нам обоим по большому кубку пива и уселся перед ним на корточки.

— Оуэн, ты бард, а я твоя самая благодарная аудитория. Я не буду тебя перебивать, но сейчас ты или заговоришь, или, к сожалению, я вынужден буду прикончить тебя здесь и сейчас. Скажешь ли ты, во имя Зевса, что же случилось?

Он нахмурился и схватил кубок. Затем постепенно на его лице появилась легкая улыбка, и я улыбнулся в ответ. Оуэн принялся вытирать мокрые волосы. Потом он начал свой рассказ, и постепенно наши лица помрачнели, но я, как и обещал, не перебивал его.

— Мы добрались до Кули без особых проблем. Мне удалось уговорить коннотских идиотов предоставить мне возможность самому поговорить с Дейрой, с которым я пару раз встречался. Меня привели к нему, усадили рядом на пирушке, и я приступил к его обработке. Вначале он был не слишком доброжелательно настроен, но, когда я несколько раз повторил ему все доводы относительно благосклонности Мейв и все материальные аргументы, дело стало меняться к лучшему. Конечно, он много рассуждал о своей чести и гордости своих людей, и заломил непомерную цену, но я знал, что люди Мейв уполномочены заплатить ее, поэтому только улыбался, слушая его пространные речи.

Я подумал, что оказался прав в отношении того, что Оуэн открыл для себя политику и нашел в ней свое призвание.

— Мы договорились о цене, и Дейра устроил для нас грандиозное пиршество, чтобы отметить сделку. Разумеется, эти тупоголовые болваны напились, и все пошло из рук вон плохо, так что все мои усилия оказались напрасными.

Выражение, появившееся при этих словах на его лице, было мне знакомо, поскольку я раньше уже видел нечто подобное в Германии на утонченной физиономии одного грека, которого Тиберий использовал для ведения трудных переговоров с упрямыми вождями местных племен. Тогда один из генералов Тиберия решил поучаствовать в обсуждении в самый критический момент. Кислое лицо Оуэна в точности соответствовало унылому виду изощренного дипломата, использовавшего все искусные ходы, которые были в его распоряжении, и затем увидевшего, как несколько слов, брошенных придурком в военной форме перечеркнули несколько дней его титанических и вполне успешных усилий.

— Прежде чем я успел вмешаться, несколько людей Дейры уже сцепились с некоторыми из этих коннотских волов, сопровождавших меня. Все они кричали одновременно, пока не взревел сам Дейра, и все сразу заткнулись. Должен сказать, что он умеет быть убедительным. Он пожелал узнать, что происходит, и все снова заговорили, поэтому он схватил за шиворот одного из своих людей и одного из коннотских кретинов и тряс их до тех пор, пока дело не прояснилось.