Пьер Ла Мур - За пределами желания. Мендельсон

Он всё ещё давал последние инструкции Феликсу, когда экипаж въехал во двор гамбургской станции почтовых карет. Там уже всё было готово к отправлению. Четыре почтовые лошади нетерпеливо переступали в своей упряжи. Кучера в голубых ливреях грузили на тележки кожаные чемоданы.

Когда карета тронулась, Карл высунулся из окна.

— Запомни, — закричал он, скорбно махая платком, — театр Фридриха Уилхелмштадтского! Пойди к ней сегодня вечером...

В тот вечер Феликс имел удовольствие наблюдать за Анной Скрумпнагель. Талер рабочему сцены помог ему беспрепятственно проникнуть за кулисы. Театр Фридриха не отличался строгими правилами в отношении личной жизни своих артистов. Его преданность искусству стояла на втором месте после необходимости делать деньги. К концу представления актрисы, поощряемые администрацией, спускались в зал и смешивались с толпой зрителей, состоявших в основном из мужчин, стараясь симулировать жгучую жажду, которая утолялась только самыми дорогими напитками.

Со своего наблюдательного пункта Феликс мог убедиться в том, что его друг оказался прав. Анна не была великой актрисой, но у неё были необычайно красивые ноги и она пользовалась ими с поразительным эффектом. Аплодисменты, которыми сопровождалось окончание каждой из её песен, являлись скорее данью её живости, чем вокальному мастерству. Слушая её, Феликс не переставал удивляться тому, как такой слабый, дрожащий голосок мог исходить из хорошо развитой груди и большого рта с ярко-красными губами. Слушатели же, очевидно, не утруждали себя подобными размышлениями. Их взоры были устремлены на чувственное лицо и великолепное тело певички, и они получали большое удовольствие, хотя и не от её исполнения.

Феликс напоминал себе, что он здесь ради миссии милосердия. Он должен был бескорыстно исполнить поручение своего друга, который сейчас подпрыгивал на ухабах по дороге в Гамбург. Преданность — краеугольный камень дружбы, и он был полон преданности, когда спустя минуту постучал в дверь гримёрной.

Высокий женский голос пригласил его войти. Анна делила свою гримёрную с другой актрисой, которая в этот момент застёгивала пояс из ярко раскрашенных бумажных листьев и больших стекляшек, судя по всему, составлявших главную часть её туалета. Его появление не вызвало ни протеста, ни удивления.

— Фрейлейн Анна Скрумпнагель? — спросил Феликс, обращаясь прямо к рыжеволосой девушке.

— Что вам надо? — последовал уклончивый ответ.

— Я пришёл по поручению моего друга Карла.

— В таком случае отправляйтесь обратно и скажите ему, что я больше не хочу его видеть. — Её голос, хотя и слабый, но приятный на сцене несколько минут назад, теперь был резким и металлическим. — Я больше не желаю видеть его толстую морду.

— Вы и не увидите, — сказал Феликс. — Он покинул Берлин сегодня утром.

Анна в первый раз подняла на него свои сонные глаза и вздрогнула от удивления.

— Вы его друг? — спросила она более приветливым тоном.

— Его лучший друг, — с чувством произнёс Феликс. — Мы как братья. Я знаю его всю жизнь. Перед тем как уехать, он просил меня передать вам кое-что важное. — Грохот оркестра, состоящего из барабана и трёх труб, делал разговор трудным. Ему пришлось повысить голос. — Это личного характера! — прокричал он, со значением глядя на другую женщину. — Не могли бы вы оказать мне честь и поужинать со мной после представления?

Взгляд Анны остановился на нём, и ему почудилось, что у неё сложилось о нём довольно благоприятное впечатление.

— Она не может, — вмешалась вторая артистка, которая наконец приладила на талии свой листовой пояс. — У нас с ней свидание, не так ли, Анна?

Анна, казалось, очнулась от своих размышлений:

— Скажи им, что я больна, скажи что хочешь. — Затем снова обернулась к Феликсу и улыбнулась ему медленной, обворожительной улыбкой. — Подождите меня.

За ужином Феликс был полон решимости исполнить свой долг. Он был красноречив и убедителен. Он хвалил Карла, распространялся о его уме, чувствительности. Его умении ценить красоту, благородном сердце. Анна говорила мало, бросала на него долгие взгляды из-под опущенных ресниц и не притрагивалась к еде. Только когда унесли десерт и они потягивали кофе из-маленьких чашечек, он затронул деликатный вопрос о её приезде в Англию этой весной.

— Конечно, он возьмёт на себя все расходы, вы можете положиться на его великодушие.

Она колебалась.

— Лондон очень далеко, — возразила она. — Мне нужно больше узнать о нём.

Оказалось, что послушать о подробностях предложения Карла она могла только в своей квартире. Феликсу ничего другого не оставалось, как принять её предложение. Его преданность другу теперь осложнялась чувством искренней симпатии к этому прелестному существу, смотревшему на него такими нежными глазами. Они поехали в её квартиру, которая находилась в хорошем районе города, но состояла лишь из одной бедно меблированной комнаты. Поскольку она захотела обязательно переодеться «во что-нибудь более удобное», он бы вынужден уставиться на стену, пока она переодевалась.

Спустя несколько минут она появилась в лёгком пеньюаре, который, безусловно, был очень удобный, но также очень прозрачный. Его щёки залились краской, а горло сжалось, но преданность Карлу осталась непоколебимой.

— Вы должны поехать в Англию, — проговорил он, отводя глаза.

Но Анна уже легла на кровать.

— Посидите возле меня, — томно протянула она. — Я загляну вам в глаза и посмотрю, действительно ли вы хотите, чтобы я поехала в Англию.

Очевидно, она намеревалась заглянуть в самую глубину его глаз, потому что, как только он присел на краешек кровати, обвила обнажённой рукой его за шею и притянула к себе.

— Ты действительно хочешь, чтобы я поехала в Англию? — спросила она едва слышным шёпотом.

Он попытался высвободиться, но потерял равновесие. Лёгким надавливанием ладони она притянула его ещё ближе. Их лица были теперь так близко, что при всём желании он не мог бы смотреть в сторону. В его мозгу проносились противоречивые мысли. Предавал ли он друга или нет? В конце концов, он обещал Карлу привезти её в Лондон, и она как будто была согласна.

— Да, — повторил он как можно убедительнее, — вы должны поехать в Англию. Вы были очень жестоки, — прибавил он с упрёком. — Вы разбили ему сердце.

В её лучистых глазах промелькнуло подобие улыбки.

— Я разбила только его банковский счёт. И я вовсе не жестокая. Я не хочу, чтобы вы считали меня жестокой. Вы в самом деле так думаете?

Пока он пытался объяснить, что думает по этому поводу, она придвигалась к нему всё ближе и ближе. Он чувствовал, как погружается в её тёплую зыбучую плоть. Последнее видение, промелькнувшее в его ещё здравом уме, был Карл, высунувший своё круглое скорбное лицо из окна трогающегося почтового экипажа и печально махавший ему платком...