Анатолий Домбровский - Перикл

— Зачем Создатель населил землю людьми? — спросил Перикл.

— Он хотел иметь малый образец Вселенной для предварительного исследования своих космических замыслов. — Великий созерцатель опустил голову.

— Неудачные или уже воплощённые чертежи и вычисления люди смывают с пергамента или стирают с навощённой дощечки. Так ли и бог поступает с тем, что наносит своей рукой на нашу землю? — спросил Перикл.

— Так, — ответил Великий созерцатель. — Всё, что уже вчера, он стирает, всё, что будет завтра, рисует. Не трогает только Египет, ибо здесь его калам, тростниковая палочка для письма, здесь его краски, здесь его папирус и формулы для вычислений, высеченные на камнях Тотом, богом мудрости, письма и счета, рождённые из его уст. Но всё созданное — временно. Вечно только несотворённое. Не сотворено — творящее. Египет — храм и жилище сотворённых Создателем богов, его сотрудников. Создатель — первый, боги — вторые, человек — третий. Есть предел и Египту, как и всей земле. Тот оставил нам часы, которые укажут конец всему земному.

— Где эти часы? — оживился Перикл.

— Хочешь знать? — чуть заметно усмехнулся Великий созерцатель. — Многие хотели бы знать, где эти часы, но Тот сказал: «Приговорённый к смерти умирает, когда слышит из уст судей приговор».

— Ты знаешь, где эти часы? Спроси, спроси, — поторопил Перикл Семерхета. — Семерхет спросил и перевёл ответ Великого созерцателя:

— Эти часы видят все. Их нельзя не увидеть, они огромны. Часы — вся Вселенная. А указатель пределов — Великие пирамиды, которые там. — Великий созерцатель указал рукой в сторону пирамид.

— И ты знаешь предел всему земному?

Великий созерцатель долго не отвечал, переговариваясь о чём-то с другими жрецами. Перикл попросил Семерхета перевести ему разговор со жрецами, но Семерхет, казалось, не услышал его. Ответ же Великого созерцателя был таков:

— Да, я знаю. Этот предел — число лет. Ты не доживёшь до рокового часа, и твои потомки не доживут до него. И мы не доживём. Но когда придёт время, жрецы бога Ра сообщат об этом людям. Они пойдут на казнь, зная о своём смертном часе. И, может быть, найдут способ избежать казни. Бог Тот знал о таком способе, он привёл в Египет людей, обречённых на гибель в других краях и землях.

— Значит, есть надежда?

— Пока храмы стоят на земле, есть надежда. Главный храм Создателя — Египет. Но есть грозное пророчество: чужестранцы наводнят нашу страну, храмы будут разрушены, а сами боги покинут Египет — тогда уже никого и ничто не спасёт. Камбиз, проклятый перс, разрушил Египет и напустил огонь на наши храмы. Но многие священные камни и книги уцелели, и народ не умер — пришёл ты, Перикл. Мы сообщим тебе из благодарности две формулы: одна — о пределе времени, другая — о точке на земле, где можно будет спастись. Мы знаем число предела — это двенадцать тысяч пятьсот лет от начала. Начало там, где начало Египта. Мы знаем эту точку на земле. Это Египет... — Произнеся эти слова, Великий созерцатель встал. Встали и другие жрецы. Перикл последовал их примеру, не зная, означает ли это, что окончена беседа, или ещё что-либо.

— Это всё, — подсказал Периклу Семерхет. — Ты должен удалиться. Они не требуют клятвы, что ты будешь молчать, полагаясь на твой ум, — перевёл он обращённые к нему слова Великого созерцателя, — на то, что ты понимаешь, как важно хранить тайну о пределе, который ещё далеко от нас, чтобы не погубить людей прежде, чем будет вынесен приговор. Если выдать тайну, мы придём в уныние, а это та же смерть, но преждевременная.

— Спроси у него ещё об одном, — попросил Семерхета Перикл, — от какого начала считать число предела. Сколько с той поры уже минуло лет?

Семерхет перевёл Великому созерцателю слова Перикла, на что последовал ответ:

— Десять тысяч лет и ещё немного.

Утром, уже на триере, засыпая под мерный скрип уключин, Перикл подумал, что следовало бы, пожалуй, записать беседу с Великим созерцателем, чтобы затем показать запись Анаксагору и Протагору, а быть может, и Сократу, взяв с последнего слово, что он никому не разболтает о ней. Потом решил, что пока он в пути, записывать ничего не станет, а сделает это уже дома, в Афинах.

Но и в Афинах он своё намерение не исполнил: вести, пришедшие в Афины из Египта, надолго вышибли его из привычной колеи. Экспедиция Перикла в Египет, закончившаяся полной победой, вскоре обернулась для греков неожиданным поражением. Артаксеркс, персидский царь, едва узнав об экспедиции, отправил в Спарту посольство с крупной суммой денег, чтобы склонить спартанцев к нападению на Аттику и на Афины. Такое нападение, конечно, заставило бы Перикла срочно возвратиться из похода в Египет, как недавно он вернулся с Эвбеи, когда спартанцы подошли, к Элевсину. Мегабазу, возглавившему персидское посольство, не удалось склонить спартанцев к войне с Афинами, ему сказали: «Недавно Перикл подкупил нашего царя Плистоанакта, чтобы тот ушёл от Афин, а Артаксеркс хочет купить за деньги наш поход на Афины. Спартанцы за деньги не продаются».

Узнав о провале миссии Мегабаза, Артаксеркс призвал к себе полководца Вагабухшу, велел ему собрать войско и идти в Египет. Вагабухша с огромным войском двинулся по суше в Египет, когда Перикл уже отплыл из Мемфиса. Персы выбили греков и ливийцев из Мемфиса, уничтожили их корабли и заперли на острове Просоптиде, образованном двумя рукавами Нила и каналом, соединяющим эти рукава ниже Мемфиса. Потом персы переправились на остров и в жестоком сражении уничтожили большую часть греко-ливийской армии, остальным грекам и ливийцам удалось уйти, сначала в Ливию, затем — грекам, разумеется, так как ливийцы остались дома, — в Кирену, откуда на посланных за ними кораблях они перебрались в Афины. Царь Амиртей скрылся в своих Болотах в Дельте, принц Инар попал в плен, подписал условия полной капитуляции, но, едва освободившись из плена, попытался снова восстать против персов, был ими схвачен и распят на кресте.

Сторонники Перикла пришли в уныние, враги же, радуясь его поражению, бросились, как они думали, добивать стратега. Был момент, когда и сам Перикл подумал было, что Фукидид и аристократы вот-вот одолеют его и привлекут к суду гелиэи за то, что, как говорил Фукидид, «покинул позиции и армию, не упрочив победу», или подвергнут суду остракизма и добьются его изгнания из Афин. Перикл позвал Сократа и спросил:

— Нельзя ли устроить пир у Аспасии?

— В честь какой победы или поражения? — поинтересовался Сократ.

— В честь любви, великий сводник! В честь любви! — ответил ему Перикл. — Надеюсь, Аспасия ещё помнит обо мне?

— С чего бы это? Разве ты...

— Молчи! — потребовал Перикл. — Пир устроим сегодня же!

— Так не терпится услышать из уст Фукидида, что ты торопился покинуть Египет ради встречи с гетерой?