Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Эмма не стала махать ему в ответ, может быть, приветствие к ней не относиться. Но юноша продолжал махать рукой, и она всмотрелась в его лицо: а вдруг это кто-то из ее знакомых?

И тут ей показалось, что это — Олав сын Харальда! Но Олав без всякого сомнения был уже мертв.

Зубы юноши сверкнули в самой, должно быть, широкой в Норвегии улыбке, когда он взмахнул шлемом и закричал:

— Ты, верно та, кого я ищу! Ведь никто не может так сильно походить на ту Эмму Нормандскую, о которой мне мой блаженный отец Олав так много рассказывал, описывая каждую деталь.

Он льстит и лжет, подумала Эмма. Ему не так много лет, чтобы он мог помнить рассказы Олава. И тут ее осенило, что со дня смерти Олава не прошло и десяти лет…

— Тогда ты, наверное, Магнус, — воскликнула она в ответ, — мне как раз показалось, что я вижу твоего отца в молодости.

Магнус, соскочив на берег, уже обнимал ее прямо на глазах недоумевающих прохожих в порту Брюгге. Все знали, кто эта женщина, весь город уже привык к ее каждодневным прогулкам по набережной и вдоль канала. Но никто не мог понять, кто этот веселый юноша, тем более, что между собой они говорили на чужеземном языке. Может быть, это ее сын?

— Далеко ли отсюда твой дом, королева Эмма? У нас на борту кончилось пиво, а я сейчас умру от жажды.

Эмма засмеялась — она уже давно так радостно не смеялась.

— Я живу совсем неподалеку, — ответила она, высвободившись из его медвежьих объятий. — Так что ты зови своих людей, если считаешь, что сможешь дождаться их и не иссохнешь от жажды.

— Они придут потом, — решил Магнус и подозвал к себе своих гребцов.

— Потом? А, как, по-твоему, они найдут мой дом?

Магнус обвел рукой собравшихся.

— Я вижу, кругом — твои придворные. В каждом из этих разинутых ртов, без сомнения, обнаружится язык, как только они захлопнутся после нашего ухода. Не так ли? — продолжал он по-фламандски. — Вы ведь знаете, где живет королева Эмма?

Все закивали и стали показывать.

Вскоре он отправился в путь, взяв Эмму под руку и крикнув своим людям в лодке, чтобы узнали дорогу и следовали за ними.

Эмме было любопытно, зачем пожаловал Магнус, и она не могла дождаться, пока они войдут в дом.

— Что ты делаешь в этих краях, король Магнус? Я думала, что ты дома ругаешься с Кнютте.

Магнус рассмеялся.

— Ах вот как ты его называешь? Лучше, чем Хардекнут, это уж ясно! И я благодарен за то, что ты называешь меня королем, теперь и «Кнютте» так меня зовет. Ну ладно, позади у меня, так сказать, много дорог. Я решил по кое-каким соображениям наведаться в Руан и подумал навестить тебя, королева Эмма, потому что ты, может быть, сумеешь рассказать мне кое-что о том, что происходит в Нормандии, с кем надо быть в хороших отношениях, а кого надо избегать и так далее.

Эмма опять рассмеялась, не столько тому, что сказал Магнус, сколько его манере говорить: уж очень он походил на своего отца болтовней.

— Ну вот мы и пришли, — объявила Эмма. — Только отпусти мою руку, а то слуги подумают, что ты из стражников или что я упала, а ты помогаешь мне дойти до дому.

— Нет, нет, я всего лишь хочу быть чуточку галантным, — извинился он. — Но, может быть, мои деревенские норвежские привычки не подходят для большого мира. Скажи им, что мы родня, ты и я! По крайней мере, с точки зрения церкви.

Да, это правда. Олав был крестным сыном Эммы, так что Магнус находился с ней в близком духовном родстве. Таком близком, что не имел бы права жениться на ее дочери, если бы она у нее была.

И тут скорбь по Гуннхильд опять овладела ею. Ей пришлось сдерживать слезы, по крайней мере пока они не вошли в дом.

— К сожалению, между различными владыками и землями Скандинавии царит вражда. Хардекнут и я считаем, что теперь должен наступить мир.

— Только чтобы этот мир не походил на тот, что царит между волком и ягненком, — возразила она.

— Да нет же! — вскричал он. — Подожди, сейчас ты услышишь, как я все продумал. И я считаю, что затем ты поможешь мне убедить Хардекнута. Он немного подозрительный по природе…

— Это у него от отца. Ну, ладно, рассказывай.

Ничего особенно нового Эмма не услышала. Но она была очарована Магнусом и хотела бы, чтобы их родство не было только лишь духовным. Как бы там ни было, она чувствовал себя более спокойной за судьбу Дании и Кнютте. Кнютте больше не надо сидеть дома в Дании и опасаться Магнуса.

Приход Магнуса ободрил Эмму, и на какое-то время она забыла свои огорчения. Она выразила надежду, что Магнус заглянет, когда в следующий раз будет проезжать мимо. К сожалению, о Нормандии ничего хорошего не скажешь, но она могла бы ему кое-что посоветовать, что, может быть, пошло бы ему на пользу. Если только тот, за кем в Руане последнее слово, покуда еще жив…

И тут она подумала о Гардарики и о тамошних родственниках Магнуса. А не слышал ли Магнус о Торкеле Высоком во время своих походов там, на Востоке?

Он покачал головой.

— Я много слышал о Торкеле Высоком, — ответил он, — особенно от моего отца. Но с тех пор, как он обосновался в Сконе, я с ним не сталкивался и не слышал ничего такого, что бы говорило о его отъезде на Русь. А почему ты спрашиваешь?

На этот вопрос Эмма не ответила. Она только попросила его разузнать в следующий раз, когда он будет навещать своего тестя.

Что Магнус сын Олава и обещал. Затем пришло его время отплывать. Эмма пошла в порт с норвежцами, чтобы проводить их. Теперь она чувствовала себя спокойнее, еще и потому, что Магнус обещал поторопить Кнютте, чтобы тот хотя бы приехал навестить свою мать.

К концу 1039 года Хардекнут наконец-то приехал в Брюгге. После договора с Магнусом он мог бы отпустить воинов и суда и с собой во Фландрию взял только десять кораблей. Этого было чересчур много — или слишком мало.

Эмма обсуждала с Магнусом, как бы обоим королям — ему и Хардекнуту — напасть на Англию и прогнать Харальда. Но Хардекнут считал что, для Магнуса это скорее всего авантюра; нет уверенности, что потом Магнус отдаст завоеванное королевство Кнютте или хотя бы поделится с ним. Эмма проглотила досаду, ей оставалось только радоваться приезду Кнютте. Пока Кнютте и его люди останутся в Брюгге и отпразднуют тут Рождество.

Во время праздников до них дошла весть от друзей Эммы в Англии, что Харальд болен. Никогда не знаешь, может быть, это смертельная болезнь? Она уговорила Кнютте задержаться еще, пока не будет известно, идет ли дело на поправку. Погода стояла неважная, и Кнютте решил остаться, а там как раз наступил Великий пост.

Однажды утром Эмма в страшном волнении разбудила своего сына, короля Дании:

— Король Харальд умер! Король Харальд умер!

Эмма зашлась в воинственной пляске и едва не вывихнула бедро. Она швыряла на пол вазы и опрокидывала стулья, исполненная неистовой радости.