Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Она была совершенно уверена в том, что Гислу убил я. Ну и ладно. Пусть думает, если ей так хочется. Она встревоженно посмотрела на меня.

— Как ты мог пойти на такое? Я думала, у тебя не хватит духа.

Я пожал плечами.

— Пошел на это? Я?! Да никогда. Я знаю, она умерла из-за кусочка яблока. Или, может быть, ты наслала на нее смерть, прибегнув к искусству троллей?

— Как тебе не стыдно! Я не ведьма и не троллиха.

— Может быть, но ты верно сказала когда-то: «Чем меньше знаешь, тем лучше спишь», — я уходил от ответа, как только мог, и, в конце концов, она прекратила свои расспросы.

— Я заставила тебя нести эту тяжелую ношу, я поступила эгоистично, необдуманно. Я плохая женщина, но свое слово держу. Я помню, что обещала тебе в награду. Если ты готов принять ее, то получишь прямо сейчас.

Она подошла, протянула руки. Она возилась со мной так, будто я был трупом. И, слава Богу, в этот момент, к великому счастью, внутри меня ничто не шелохнулось; я был недвижим, как камень. Пола подумала, что я либо смущен, либо боюсь, либо она не совсем ясно выразила свое намерение. Тогда она положила мою руку себе на грудь. Я стоял, чувствовал жжение под ладонью, но не мог шелохнуться. И вдруг я покорно и радостно заговорил и услышал себя как бы со стороны:

— Высшее мое наслаждение, мадам, — ваше счастье. Вы теперь снова получили власть и ключи от дома нормандского хёвдинга. Вот это и есть высшая награда для меня. Вы знаете, я готов отдать свою правую руку за то, чтобы провести с вами хотя бы час, но теперь думаю: лучший способ доказать мою любовь к вам — быть просто благодарным. Я не могу воспользоваться вашей добротой, вашим легкомысленным обещанием. Клянусь, я с утра до вечера, в течение всей своей жизни, пока я дышу, буду молиться за вас, — с этими словами я поцеловал ей руку, низко поклонился и покинул дворец.

Я шел к себе и ничего не видел, потому что мои глаза были полны слез. Я восхищался собой. Неужели это я оказался способным на такое самоотречение? На такой подвиг? Самый чувствительный роман о рыцаре и даме его сердца едва ли мог закончиться более романтично. Откуда взялись у меня нужные слова? Откуда взялась решимость и сила отказаться от столь бесценного и желанного подарка? Может быть, оттого, что я никогда не смог бы ей соврать? Взять награду за то, чего я не совершал, было невозможно. Я знал: я пожалею о своем отречении. И я пожалел об этом сразу же, как только вошел в свой одинокий дом. Кому нужно мое рыцарство? Ни она, ни я не получили от него никакого удовольствия. А если бы я принял ее дар и сумел отблагодарить, может быть, она отвернулась бы от своего старика? Было что-то странное в ее привязанности к человеку, которого она так неожиданно стала называть Робертом. Ведь она никогда не знала никого, кроме него. Не знала ничего лучшего. Может быть, не случайно умный Вильгельм хотел, чтобы с ней был я, а не ее муж. Но любовь как оплата, как сделка — это плохо. И Пола, и я — мы оба можем теперь спокойно жить. Ничего между нами так и не произошло. Только бы Пола не подумала, что я отказался от нее, отверг ее! Ее любовь я не получу никогда, об этом она сама сказала достаточно ясно. Но отказаться от предложения женщины — это может мне дорого стоить! Я был близок к тому, чтобы вернуться. Я так быстро покинул Полу; она даже не успела ничего ответить. Поняла ли она меня? Я ушел так поспешно только для того, чтобы из моего страдающего сердца не вырвалась горячая мольба: «Любимая! Забудь про награды и подарки! Попроси меня остаться ради меня самого».

И я не вернулся, может быть, из страха, что меня прогонят, а, может быть, чтобы сохранить впервые возникшее во мне окрыляющее чувство благоговения и святости. Да святится имя твое! Церковь много говорит о святости, но только теперь я начал кое-что понимать. Несмотря на все свои приключения, только сегодня вечером я постиг глубокую, горькую отраду святой, истинной любви. Потом я много раз говорил себе, что если бы лег с Полой в постель, это высокое чувство покинуло бы мое сердце, покинуло бы навсегда, как душа навеки улетает из тела. Пола стала бы одной из многих, обычной женщиной, тем засушенным цветком среди страниц старой книги, который со временем неизбежно теряет свой аромат. Но я отказался от Полы, и любовь к ней всегда будет пульсировать в моей крови…

Многое произошло после этого. Пола переехала обратно в долину Сены, в Руан. Ее встречали торжественно и помпезно. Ролло чествовал ее в соборе. Я же оставался в Бауэксе, и обо всей этой шумихе вокруг христианского венчания хёвдинга ничего не хотел знать. После отъезда Полы я решил все свои силы отдать выполнению обязанностей кюре. Я увлекся обращением язычников-северян в христианство, страстно проповедовал, терпеливо выслушивал исповеди, крестил, благословлял, провожал умерших. Я был нужен. Я стал известным и уважаемым. Слухи о моем усердии и рвении дошли до архиепископа. Он приехал с визитом и привез двух молодых кюре, которые стали моими помощниками. Хорошо, если бы в Барке прибыл епископ! Но архиепископ заверил: моя кандидатура на этот пост вовсе не безнадежна. Когда-нибудь в будущем.

Успех мой был связан, в основном, с моими проповедями. Впервые мне удалось своими речами до слез растрогать короля в Лионе. Тогда я понял: у меня есть дар красноречия, ораторский талант, который раньше я почему-то не использовал. Мой дебют прошел весьма успешно, вторая проповедь стала триумфом. Я начал проповедовать даже на рынках. Я разговаривал с людьми везде; на улицах собирались толпы народа. Чтобы послушать меня, и в великие праздники, и в дни обычной церковной службы люди до отказа заполняли собор, так что яблоку негде было упасть. Я осушил целую реку, если учесть всех крещеных, которых я обратил в веру Христа. Ко мне шли все новые поселенцы, которые приезжали с севера. Я заметил, некоторые приходят креститься вторично, чтобы еще раз пережить тот духовный подъем и тот восторг, который приносит великое таинство.

За это время рядом с собором мы отстроили монастырь. Я понимал, что мне надо поскорее получить сан епископа, — ведь новый маленький монастырь едва ли мог рассчитывать на приезд настоящего аббата. Одной из самых богатых покровительниц нашего монастыря стала графиня Пола Беранже, которая часто посылала в Бауэкс щедрые дары и даже достала одну из первых наших святых реликвий. Волею судьбы ею стал так изменивший мою жизнь хитон Девы Марии из Шартреза. Наверняка, Пола знала историю хитона и захотела напомнить мне ее.

На Пасху Ролло приехал в Бауэкс со всей своей семьей. Великий праздник отмечался у нас. Сначала Ролло смотрел на меня искоса, но после того, как услышал пасхальную мессу и проповедь, отправил нам богатые подарки. Мы получили также уведомление, что в распоряжение монастыря поступают богатые земли. С Полой мы ни разу не говорили. Но то, что произошло или, точнее, не произошло, порождало между нами какое-то особое чувство, связывающее нас незримо, прочно и таинственно прекрасно. Ролло с семьей уехал, и не прошло недели, как прибыл гонец с известием. Я получил сан епископа.