Валентина Перельман - Сердце Льва

Мишка поплёлся за ней. Возле двери спальни она обернулась и уставила на него строгий взгляд:

–

Ты куда?.. Ваша спальня там.

–

Спокойной ночи! – кивнул он и остался на месте.

–

Спокойной ночи! Иди.

Мишка повернулся и пошёл.

« »

Через неделю после отъезда Имы Леван с Мишей снова сидели в кабинете Тамары Георгиевны Васадзе. Доктор в это время делала Леночке операцию по удалению доброкачественной опухоли. Когда они остались одни в этом белом, как медицинский халат, кабинете, Мишка сидел за столом, обхватив голову руками, а Лев вольготно развалился на кушетке.

–

Михо! – нарушил затянувшуюся тишину Лева.

–

У-у-у! – заурчал в ответ Мишка.

–

Чего урчишь?

–

Ей сейчас, наверное, очень больно.

–

Да

.

–

Лучше бы мне было больно.

–

Нет, Михо-джан! Женщина никогда не отдаст свою боль мужчине. Вот всё, что хочешь, отдаст – себя, молодость,

красоту, жизнь, – боли своей ни за что не отдаст.

–

Это почему?

–

Есть такая притча. Женщины возмутились: «Почему мы носим ребёнка, страдаем, потом рожаем с болью? Сделай, Господи, так, чтобы боли достались отцу. Это будет справедливо!» Бог внял мольбам. Вот она стала рожать, а муж приготовился переносить боль. Когда во время родов вдруг закричал от боли сосед, женщина взмолилась: «Господи, я лучше сама буду страдать»! Бог внял и этой мольбе.

–

Ты пошляк!

–

Не я – пошляк. Притча такая.

–

Это пошлый анекдот.

–

Теперь это называют анекдотом, а в древности люди страдали отсутствием чувства юмора и воспринимали анекдоты, как поучительные притчи. Угрюмый был народ. И ты сегодня угрюмый. А надо радоваться.

–

Чему?

–

Тому, что у вас будут детки в полосочку. Полоска белая, полоска чёрная. Нет. Полоска розовая, полоска … Слушай, ты какого цвета?

–

Я белый человек! – гордо воскликнул Мишка.

–

Нет, Мишенька, ты каштановый. И дети твои будут в каштановую полоску. А мы с Тамуней будем крёстными родителями.

–

Тебя в церковь не пустят.

–

Тогда будем твоим мальчикам делать обрезание в синагоге.

–

Твоя Тамара уже делает обрезание. Если всё пройдёт хорошо, я согласен на синагогу.

–

Придётся мне и тебе делать обрезание. – В дверях стояла Тамара с белым колпаком в руке и распущенными волосами. – Всё, Михаил! Быть тебе обрезанным по самые уши.

Что творилось в кабинете доктора Васадзе в следующие пятнадцать минут, может описать только очень талантливый хореограф. А вот когда эйфория прошла, а сбежавшийся персонал больницы покинул кабинет, доктор потребовала гонорар:

–

Я кушать хочу.

–

Что прикажешь?

-

Всё! Самое вкусное и самое красивое.

–

Едем! – воскликнул Мишка, схватил обнимающуюся пару и потащил к машине.

Когда сняли швы, Тамара взяла отпуск, и четвёрка молодых, красивых, здоровых и влюблённых покатила в Тбилиси.

После того как Гурам Гогитидзе узнал о диагнозе доктора Васадзе, его ожидание приезда Льва и Леночки обернулось навязчивой идеей организовать консилиум на самом высоком уровне. Он связался с Соломоном и, когда приехала Натали Арье, организовал контрольную процедуру диагностики её организма. Был проведён весь спектр исследований. Приглашённые им самим врачи не нашли явных признаков онкологии.

Гурам позвонил в Москву доктору Саше и пригласил его на организуемый консилиум. По приезде в Тбилиси Леночке тоже пришлось пройти контрольную диагностику. Поговорив с Леваном, Гурам решил привлечь на консилиум психиатров и патриархов грузинской православной церкви.

Единственное, чего не смог добиться Гурам Гогитидзе, это официального статуса консилиума и участия в нём руководства министерства здравоохранения. Доктор рвал и метал, убеждал, что это только информационное мероприятие, но воспитанные в духе коммунистического шовинизма дети пролетариата не вняли мольбам профессионального исследователя. Уже уходящий в историю «гегемон идеи всеобщего равенства» оставался слеп и глух ко всему, что противоречило его мировоззрению.

Только после того, как врач поговорил с родителями Леночки, он понял, что министерские функционеры не самый жестокосердный народ.

–

Никаких консилиумов я не знаю, – заявил отец Лены. – Пусть эта вертихвостка возвращается домой, если уже выздоровела. Нечего ей по грузинам шляться. Мала ещё! – и повесил трубку.

После этого телефонного разговора великолепный врач, любящий отец, прекрасный друг, никогда не пьянеющий тамада – впервые в жизни валялся на диване смертельно пьяный.

Дай, Бог, ему здоровья!

Аминь!

СУПРУГИ СЛАВЕНКО

Василь положил трубку и уставился на Константина отсутствующим взором.

–

Алё! – Кот водил рукой перед широко раскрытыми глазами друга. – Очнись. Чего остолбенел?

–

Оля завтра в десять будет в Киеве.

–

Ну?

–

Я обещал встретить её в аэропорту.

–

Ну?

–

Значит, сейчас надо ехать на вокзал.

–

Зачем?

–

Чтобы утром быть в Киеве.

–

А машина для чего?

–

На машине далеко.

–

Всего-то меньше пятисот километров. За шесть часов доедешь, ковыряясь в носу.

–

Да?

–

Да! И не будешь телепаться в автобусах с девушкой, а посадишь в машину – и вези.

–

Куда?

–

Сначала в ресторан.

–

Покушать?

–

Догадлив!

–

А потом?

–

Подождёшь, пока я свечку зажгу…

–

Хорошо. Сейчас. Машину вымою, в баньке попаримся, оденусь и .

–

Иди топить баньку, а машину я приготовлю.

Мужчины попарились, и в три часа утра Василь покатил

по сельской улочке. В начале девятого «Москвич» Василя остановился на парковке аэропорта Борисполь. Он откинулся в кресле, представил себе место, где произойдёт встреча, запер машину и пошёл в сторону аэровокзала. Искать это место долго не пришлось. Возле здания, из которого выходят прибывшие, нашёл три садовые скамейки. Он уселся на средней, расслабился, снова зримо представил встречу и увидел, что подносит букет роз. В таком состоянии туго соображается, однако он всё-таки сообразил, что нужно эти розы купить. Похвалив себя за находчивость, Василь пошёл искать букет. В киоске были только жёлтые и розовые, а он

точно помнил, что розы были бордовые. Уже дважды обошёл он территорию вокзала. Бордовых роз не было. Постоял, подумал и решил, что подарит цветы, только когда найдёт бордовые.

Было почти десять. Он пошёл к месту встречи, снова сел на скамейку и стал ждать. Рядом подсел бородатый коренастый мужик в белом костюме. Он раскурил трубку и грудным басом спросил:

–

Какой рейс ждёте?

–

Не знаю. Вообще-то она москвичка. Значит, московский.

–

Хм, – хмыкнул сосед, – встречаешь и не знаешь, какой