Джалол Икрами - Дочь огня

Дилором радовалась, глядя на внучку, а его встречала как родного. Так повторялось каждый раз, когда он приходил… А теперь здесь пусто, темно и одиноко, не слышно милых голосов.

Дом, дворик словно покрыла траурная пелена.

Сердце Асо переполнилось горечью, в горле застрял комок, слезы готовы были брызнуть из глаз. Он закрыл калитку, ведущую в соседний дворик, и собрался уже войти в дом, как услышал, что кто-то открыл ворота. Обернувшись, он увидел водоноса Ахмед-джана. Не говоря ни слова, Ахмед-джан снял со стены коптилку и вместе с Асо вошел в дом.

Все одеяла, курпачи, обрывки паласа и кошмы были сложены в один угол. В нишах на полках все стояло на своих местах: бутылочка с лекарством, лампочка с поломанным стеклом, чайник, миски, безделушки Фирузы и прочие мелочи… Слезы струились по лицу Асо. Он прошептал:

— Фируза… где же Фируза?

Ахмед-джан молчал. Поставив коптилку у порога, он присел на земляной пол, что-то пробормотал и поднял руку. Асо последовал его примеру. Прочитав заупокойную молитву по Дилором, Ахмед-джан наконец заговорил:

— Это ты хорошо сделал, что пришел под пятницу вечером. Молодец! Порадуется душа покойной. А коптилка откуда? Соседская? Спасибо им, сами бедняки, а долга своего не забывают, зажигают огонь у покойницы в доме. Я мимо проходил, гляжу — свет, толкнул ворота, а они открыты, вот я и вошел.

— Где же Фируза, дядюшка? — чуть не плача, снова спросил Асо. Водонос не смотрел в его сторону.

— Да ты сам знаешь, как было дело. Похоронили старуху, вернулись мы с кладбища, а Фируза исчезла.

— Где же она? Неужели попала к дурным людям?

— Ничего не знаю.

Асо снова заплакал и в отчаянии бросился на землю.

— Ох, спасите ее! — простонал он.

Ахмед-джан тоже не мог сдержать слез при виде такого горя. Он поднял юношу с земли.

— Успокойся! Если чтишь память покойной и любишь Фирузу, сдерживай себя! Думал ли ты ранее о том, что ожидает бедную одинокую девушку после смерти ее бабушки? Если бы ты подумал об этом, то при жизни старухи посватался бы к Фирузе.

Ты не сделал этого, пеняй на себя.

— Как же я мог знать, что тетушка Дилором так скоро умрет?!

— Обо всем надо думать! — многозначительно сказал водонос и, помолчав, продолжал — Бай, имам, аксакал и еще многие другие давно осматривались на Фирузу и только ждали смерти старухи. Они понимали — не то что ты, — недолго ей осталось жить, вот и нацелились… Я это предвидел, а потому и спрятал ее у сестры моей жены.

— Да благословит вас бог! — воскликнул Асо. С его сердца точно спала огромная тяжесть, он не находил слов, чтобы выразить благодарность этому мудрому, дальновидному человеку. — Я предчувствовал, сердце мне подсказывало, что вы ее спрятали… Какое счастье! Но смогу ли я повидаться с ней?

Не успел водонос ответить, как кто-то тихо открыл ворота и вошел I дом. Это был Хайдаркул.

— Привет, привет, — сказал он таким тоном, словно недавно с ними расстался. Затем он вынул спрятанную за пазухой свечу, зажег ее от коптилки и поставил на полку.

Повернувшись лицом к востоку, он молча постоял, поднял руку и произнес:

— Аминь.

Лео и Ахмед-джан повторили:

— Аминь.

— Вы очень неосторожны! — сказал Хайдаркул. — Разве можно так?

— Что, что случилось?

— Я тоже собрался прийти сюда в канун пятницы, возжечь огонь и прочитать заупокойную молитву. Но я шел и все думал, как бы сделать, чтобы никто не заметил меня. Ворота, наверное, заперты изнутри, а может, бай уже распорядился навесить замок снаружи?.. Вот какие мысли одолевали меня. А тут — подхожу к воротам, чуть тронул их, а они уже открылись, в комнате свет… Я сообразил, что это кто-нибудь из вас. Хорошо, что на улице ни души, а не то…

Но дело обстояло не совсем так. За грудой камней и кучей мусора, притаившись, сидел суфи и следил за прохожими. А шагах в двадцати от домика Дилором, подглядывая в щель ворот своего дома, этим же занимался имам. Завидев Хайдаркула, входящего во двор Дилором, суфи вышел из прикрытия и, прихрамывая, направился к дому имама. Войдя туда, он сказал дрожащим от волнения голосом:

— Хитрец аксакал оказался прав, господин! В домик старухи явились три негодяя.

— Да ведь он не говорил о троих!

Почему трое?

— О троих он, правда, не говорил, но предположил, что человек, похитивший девушку, непременно сегодня явится сюда. Так оно и вышло.

— Вышло не вышло, предполагал не предполагал — не в этом сейчас дело! Скорей пойдем сообщить аксакалу.

И, задыхаясь от быстрой ходьбы, они устремились к дому Нусратулло.

А тем временем три друга покойной Дилором мирно беседовали. Хайдаркул изменил свою внешность: укоротил бороду, подкрутил кверху усы, надел нарядный халат из гиждуванской алачи, а голову повязал серой чалмой. В этом наряде он похож был на провинциального щеголя.

— Видно, баю не суждено еще умереть, час его не пробил, сказал он. — Его и мой нож не взял! Да и минута была неподходящая… Ну ничего, в следующий раз не вывернется… Я мог бы, конечно, и сейчас пробраться по крыше к нему в дом и прикончить. Но убивать больного, раненого — нет, это не дело! Пусть поправится, выйдет из дому, тогда уж не избежать ему встречи со мной.

— Где вы теперь живете? — спросил водонос.

— В игорном доме. Пригодилось мне мое умение, я когда-то поигрывал. А теперь я обслуживаю эту публику, сам иногда играю, бывает, что выиграю, а бывает, что проиграю. Но, главное, меня никто не подозревает.

— Вам все же нужно быть очень осторожным. В игорный дом заходят нередко стражники, люди из суда. В доме нашего бая тоже есть слуга-картежник.

— Да, конечно, — сказал Хайдаркул, — разные там люди бывают, немало проходимцев и негодяев. Но меня не так-то легко поймать. А сейчас уйдем-ка отсюда подобру-поздорову…

— Пойдем? — спросил Асо у Ахмед-джана.

Водонос и рта не успел раскрыть в ответ, как с улицы послышались голоса: кто-то громко застучал в ворота и начал их раскачивать, пытаясь отворить.

Хайдаркул вскочил и побежал во дворик. Он вернулся очень быстро и тихо проговорил:

— Стражники… Видно, пронюхали, что мы здесь. Ничего, я сейчас удеру, проберусь по крышам. А вы не бойтесь, спокойно отворите им и скажите, что пришли помянуть покойную. Больше никого здесь не было…

Сказав это, Хайдаркул полез на крышу и вскоре скрылся.

Ахмед-джан и Асо, дрожа от страха, открыли ворота, трещавшие под напором сильных ударов. Их тут же схватили, связали за спиной руки и погнали на улицу, награждая пинками и ударами. На улице стояли аксакал, суфи, имам, какой-то человек начальственного вида и стражники. Увидев Асо и водоноса, начальник спросил:

— А где же третий?

— Больше никого не было. Может, удрал, — сказал стражник.

— Обыскать немедленно все углы! — заорал начальник. — Идите и вы с ними, — сказал он аксакалу.