Джалол Икрами - Двенадцать ворот Бухары

— Поди-ка сюда! — сказал он по-русски и тут же повторил по-таджикски: — Ин дже бие!

Это было сказано так, что Мирак без раздумья и без всякого стеснения подошел к нему и поклонился, прижав руки к груди. Командир был высокого роста, широколобый, с ясными голубыми глазами. Он протянул Мираку руку, Мирак тоже подал свою.

— Как тебя зовут?

— А вас как?

— Я — Куйбышев.

— А я — Мирак.

— Вот и познакомились!

Скажи, Мирак, кто тебя заставил тушить пожар?

Я сам… Разве нельзя? Все пусть сгори г, так, что ли?

Ног, конечно, огонь нужно тушить… Мирак сказал горячо:

Надо тушить! А то лавки сгорят, город сгорит…

Ты любишь свой город?

Люблю! Кто не любит свой город? Кунбьмиои посмотрел на своего товарища, как будто хотел спросить сказал серьезно:

— Есть такие негодяи, которые не любят ни свой город, ни свою родину, ни свою мать, ни своего ребенка. Вот они и поджигают, грабят дома, убивают женщин и детей. Но мы им не дадим, поймаем и уничтожим.

— Вы поскорее их хватайте, — сказал Мирак, любивший давать советы. — А то они весь город разрушат.

— Молодец парень! — сказал Куйбышев и потрепал Мирака по плечу. — Очень хорошо, правильно ты сказал. Нужно поскорей их схватить, чтобы не жгли дома. Огонь — не игрушка! От лавки к лавке, от дома к дому — так легко и город уничтожить. Здесь нет арыков, мало воды, и пожар — большая опасность.

В эту минуту два солдата привели человека в кожанке и доложили:

— Этого человека мы поймали с краденым. Он награбил драгоценностей в Арке.

— Он, конечно, назвался революционером и сказал, что взял золото для революции?

— Да, точно так!

— Отведите его в ЧК, пусть расследуют. И всякого — своего или чужого, кто будет грабить людей или государственное имущество, — задерживайте и отсылайте в ЧК, в трибунал. Они достойны самого сурового наказания. Награбленное у него отобрали?

— Все взяли и сдали в казну.

— А кошелек? — спросил вдруг Мирак.

— И кошелек сдали! — ответил один из солдат.

— А ты откуда знаешь? — с удивлением спросил командир.

— Я его видел — сказал Мирак. — Он нес узел, и вдруг кошелек выпал. Я поднял, отдал ему, а он даже спасибо не сказал, еще назвал деревенщиной…

— Кошелек-то был ворованный, вот вор и испугался, — сказал Куйбышев и обратился к солдатам: — Молодцы, товарищи Уведите его!

Солдаты увели грабителя.

— Ты, Мирак, хороший парень, — сказал Куйбышев, — и ты счастливый: тебе и таким, как ты, революция и Советская власть дадут все, чтобы вы могли расти и развиваться и стали бы хозяевами своей страны. До свиданья, товарищи, спасибо вам! — Попрощавшись со всеми, Куйбышев сел в машину и уехал в сторону Регистана.

А Мирак пришел к Мазарским воротам уже в сумерки. Фируза ждала его и тревожилась, не могла усидеть на месте. Мирака увидел издали Асо, и Фируза побежала ему навстречу.

— Пришел наконец!

Почему так задержался?

— Помогал пожар тушить… Видел самого главного командира — Куйбышева!

— Неужели? Где?

Мирак хотел рассказать свои приключения, но Асо прервал его узбекской пословицей:

— «Заставь дитя что-то сделать, сам пойдешь вместо него». Не следовало доверять пареньку важное дело!

— Я не об этом, я о нем самом беспокоилась, — сказала Фируза, — мало ли что могло с ним случиться… А дело успеется…

— Ну ладно, не беда, пусть отдохнет, потом пойдете.

Мирак обиделся. Он так радовался и гордился, что встретил самого Куйбышева, главного командира, беседовал с ним, был на седьмом небе от его похвал. Это не шутка! Сам Куйбышев поздоровался с ним, разговаривал! Асо, наверное, не видел Куйбышева, даже не слышал его голоса, а говорит о Мираке так презрительно, ребенком называет… Вот Фиру-за, та все понимает, она хорошая…

Фируза увидела, что Мирак расстроен, подошла к нему и сказала:

— Ты огорчен, братик? Или устал, помогая тушить пожар? Пойди выпей чаю, отдохни!

— Ничего, — сказал Мирак, — давайте лучше пойдем, а то поздно… Отец будет ругаться.

— Ну и хорошо, пойдем, я только зайду в караулку, возьму паранджу. Фируза вошла в комнату, а Мирак сел на суфу под навесом и стал смотреть на проходивших в ворота. Входило в город немного людей, больше уходило. То были дехкане, распродавшие свой товар и купившие, что им нужно было. Погрузив покупки на ослов, лошадей или арбы, они возвращались домой. Асо и его солдаты их почти не проверяли, только взглянут — и пропускают. А когда в пароконном фаэтоне проехал надменного вида человек в серой куртке и галифе, а поверх них в нарядном халате из алачи на шелковой подкладке, в лакированных сапогах и в белой чалме на голове, то Асо и солдаты, подняв руки к виску, отдали честь. Мирак удивился и спросил у Фирузы, которая вышла в это время:

— Кто это?

— Это председатель ЧК, Ходжа Хасанбек, — сказала Фируза. — Большой человек, у него в руках жизнь и смерть Он может к смерти приговорить.

— К смерти? — удивился Мирак. — Но ведь революция же! Почему же опять убивать?

— Если в руки ЧК попадутся сторонники эмира, контрреволюционеры, басмачи, трибунал может их приговорить к смертной казни.

Удовлетворился или нет Мирак этим ответом — неизвестно, но он ничего больше не сказал и зашагал рядом с Фирузой.

Только после долгого молчания проговорил:

— Ходжа Хасанбек — злой старик, плохой человек!

Фируза под чашмбандом от души расхохоталась и даже оглянулась по сторонам — не слышит ли кто ее смеха. Но улица была безлюдна.

В квартале Арабон Мирак показал Фирузе дом Шомурадбека-додхо и отравился назад, на Лесной базар.

Фируза вошла в просторный, высокий крытый проход за воротами и поняла, что додхо оставил своим наследникам немалое богатство и что принадлежит людям, которым не приходится думать о завтрашнем.

И правление эмира Музаффара, в 1285 году хиджры, что соответствует 1868 году нашего летосчисления, хан Коканда Худояр был вынужден, восстания в крае, бежать и искать убежища у бухарского. В то время при дворе Худояра служил молодой военный, по имени Шомурадбек, который за храбрость и военные заслуги получил высокий чин и стал одним из приближенных хана.

Несмотря на свою молодость (в то время ему было 25 лет), Шомурадбек был дальновидным политиком, тактичным и благоразумным человеком. Он не одобрял разгула и праздной жизни Худояра и своими советами старался увести правителя с дурного пути. Но его советы и наставления могли бы скорее воздействовать на гранитную скалу, чем на хана.

В унынии, потеряв всякую надежду, возвращался однажды Шомурадбек домой.

— Нехорошо мы поступаем, женщина! — с грустью говорил он жене. — Есть хлеб во дворце хана все равно что отравой питаться; быть приближенным хана — значит играть со смертью… Как жаль, что я так поздно понял это! Тщеславие молодости, честолюбие сгубили меня!