Лев Демин - Каторжник император. Беньовский

— Давненько не видели вас.

— Посчитал своим долгом, мосье Бове, засвидетельствовать вам своё уважение и посоветоваться.

И Беньовский пустился в пространные рассуждения о своём плане, пока Бове не перебил его:

— Я понял вас. Хотите создать частную компанию по торговле с Мадагаскаром...

— Используя свой опыт, знания этого острова.

— Создавайте на здоровье. Но что, собственно говоря, вы хотите от меня?

— Вашего участия в деле. Ваш авторитет в деловом мире Франции, ваш капитал придали бы компании значительный вес.

— Исключено, — жёстко ответил Бове. — Я и так один из главных акционеров Индийской компании. Она имеет права на коммерческую деятельность в бассейне всего Индийского океана. Не вижу целесообразности распылять силы и капитал, участвуя в иных компаниях. К тому же я не уверен в вашем успехе. Говорят, вы уже однажды прогорели.

— То было случайное стечение неблагоприятных обстоятельств. Столкнулись с пиратами, мошенниками... Поверьте, из фиумских неудач я извлёк необходимые уроки.

— Серьёзные коммерсанты, такие как мои компаньоны по Индийской компании, вряд ли заинтересуются вашим предложением. Зачем возводить на песке новое сооружение, когда уже есть испытанная временем надёжная постройка — Индийская компания. Партнёров вы, несомненно, наберёте. Но это будут второстепенные, если не сказать — третьестепенные дельцы без большого капитала, авантюристы мелкого пошиба, жаждущие лёгкой наживы. Авось повезёт — вот их девиз.

— Могу ли я надеяться на поддержку со стороны вашего правительства?

— И это исключено.

— Но почему?

— Да будет вам известно, что мосье Дюма, бывший губернатор Иль-де-Франса, вернувшийся с Маврикия, проведал о вашем появлении в Париже.

— Опять этот зловещий Дюма! Что ему от меня надо?

— Он предостерёг графа де Верженна от какого бы то ни было сотрудничества с вами. Дюма сравнивает вас с Теодором Нейгофом...

— Кто такой Нейгоф? И какое отношение к нему имею я?

— Разве вы ничего не слышали об этом немецком бароне, ловком авантюристе? Использовав движение корсиканцев против генуэзского господства, он ухитрился провозгласить себя королём Корсики.

— Теперь что-то припоминаю. И какова дальнейшая его судьба?

— Удача оставила Нейгофа. Обещанной помощи от других держав он не получил, сторонников растерял и вынужден был покинуть Корсику. Теперь этот остров во французском владении. А незадачливый король закончил свою жизнь в Англии.

— Всё, что вы мне рассказываете, очень интересно. Но я-то тут при чём?

— Дюма считает, что вы напоминаете барона Нейгофа. Вас роднит авантюризм и честолюбие. В своих компаньонах вы готовы, видеть лишь орудие своих планов. Экс-губернатор Иль-де-Франса допускает мысль, что вы стремитесь провозгласить себя монархом Мадагаскара, подобно тому как Теодор Нейгоф стал самозваным королём Корсики.

— Узнаю почерк этого канальи Дюма. Надеюсь, мосье, вы-то так не думаете?

— Ей-богу, не знаю, прав он или нет, считая вас большим мошенником и авантюристом. В чужую душу не заглянешь. Могу вам сказать одно — я вам не судья.

— Если бы я был мошенником и авантюристом, каковым считает меня Дюма, я не был бы обласкан его величеством, не заслужил бы ордена Святого Людовика и пожизненной пенсии.

— Знаю об этом. Дело не в том, что думает о вас Дюма и что наябедничал на вас графу де Верженну. Дело в трудных временах.

— Что имеете в виду?

— Посмотрите вокруг себя и убедитесь сами. Страна бурлит, третье сословие негодует. Шатается трон. Боюсь, что назревает страшный взрыв, подобный тому, какой пережила Англия при Кромвеле. Видите, нам сейчас не до Мадагаскара.

— Значит, не советуете обращаться к де Верженну?

— Ничего я вам не советую. Я не Бог, чтобы предугадывать настроения графа.

Уходил Беньовский от Бове растерянный, подавленный. Умудрённый опытом и годами финансист рассеял все радужные его надежды.

Всё-таки Морис Август попытался встретиться с министром, который когда-то замял его скандальное дело и помог ему с почётом покинуть французскую службу. Он обратился в канцелярию министра с просьбой о встрече с де Верженном. Канцелярия тянула с ответом. Граф не давал согласия на встречу, но и не сообщал об отказе.

В свободное от переговоров с дельцами и посещений канцелярий министра время Беньовский нанимал экипаж и совершал с Фредерикой прогулки по Парижу, шумному, суетливому, митингующему и веселящемуся. На набережной Сены коротали время пожилые рыбаки с удочками, лениво переговариваясь между собой. Перед главным порталом Нотр-Дама толпились нищие и девушки торговали весенними фиалками. Побывали Беньовские у Бастилии, превращённой в государственную тюрьму, которой суждено было в ближайшие годы пасть под натиском революционной толпы и исчезнуть с лица земли.

Но пока крепость охранялась усиленными караулами. Морис Август рассказал жене пару историй, скорее всего легендарных, о Бастилии, которые ходили в народе. При предыдущих Людовиках в казематах крепости будто бы долгие годы томился загадочный узник, постоянно носивший железную маску, скрывавшую его лицо. Что за личность скрывалась под железной маской, наглухо закованной хитрым запором? И во имя чего? На этот счёт приходилось выслушивать разные невероятные истории. Одна из них утверждала, что это был родной брат короля Солнце Людовика XIV, его двойник. Их мать, Анна Австрийская, родила двух мальчиков-близнецов. Старый король-отец с наиболее доверенными придворными, опасаясь будущей междоусобной борьбы братьев за трон, решили одного из близнецов надёжно упрятать. Судьба несчастного королевского брата-узника стала строгой государственной тайной.

— Это правда, Морис? — спросила Фредерика, потрясённая рассказом.

— Кто знает? Такова людская молва. Никто ещё достоверность этой истории с железной маской не подтвердил, никто её и не опроверг.

— Если это правда, то мне очень жаль узника. Бедняга.

— Скорее всего это легенда. С Бастилией связывают много всяких легенд.

Дважды побывали в театре. В первый раз ставили Мольера, в другой раз — Расина. Публика, не в пример сдержанным и чопорным венцам, была экспансивна и неистовствовала, приветствуя любимых актёров. Посетили студию старого знакомого Грёза. Модный художник познакомил гостей с новыми работами — те же слащавые, сентиментальные женские головки. На этот раз Беньовские ничего не купили у плодовитого Грёза, хотя мастер явно этого хотел, да и Фредерика приглядывалась к одному из портретов. Морис Август сказал своё веское слово жене: «Воздержимся на этот раз». Он стал теперь скуп, прижимист, перестал давать чаевые отельной прислуге. Жизнь в Париже требовала ежедневных расходов, а задуманное дело пока не сдвинулось с мёртвой точки.