Лев Демин - Каторжник император. Беньовский

На допрос вызвали на четвёртый день. Беньовского привели под конвоем в дом коменданта крепости. Допрашивал его какой-то невыразительной, незапоминающейся внешности господин из канцелярии генерал-полицмейстера.

— При вас обнаружена подорожная грамота на имя казанского мещанина Закирова Димитрия.

— Это не моя подорожная. Я воспользовался ею, чтобы облегчить себе поездку до Санкт-Петербурга.

— Кто такой Закиров?

— Старший приказчик купца Вислогузова, у которого я квартировал.

— Как попал к вам этот документ?

— Я похитил его из ящика стола в отсутствие хозяина.

— Значит, признаете факт кражи документа?

— Если вам угодно...

— Ваше настоящее имя, национальность?

— Я венгр, барон Морис Август Беньов, или Беньовский. Служил в армии конфедератов в чине полковника.

— Чем вы подтвердите своё баронское достоинство?

— Вы понимаете, что в моём положении это сделать затруднительно.

— Зато мы можем это легко установить. В Польше, как нам известно, баронских званий не существует.

— Я же не польский, а венгерский барон. А в Польше владею имением.

— Сделаем запрос в миссию Священной Римской империи.

Чиновник говорил монотонно, бесстрастно. То был винтик в бюрократической машине чиновной Российской империи, работающий безотказно. «Этот сделает запрос», — убеждённо подумал Беньовский и тут же нашёлся.

— Разрешите уточнить... Я сын генерала Беньова и матери из баронского рода Ревай, стало быть, сын баронессы. У нас в Венгрии принято в таких случаях называть человека из уважения к нему бароном. Проведём некоторую аналогию. В нашей армии, да, я читал, и в вашей российской, к подполковнику всегда уважительно обращаются «полковник», как бы завышая его звание.

— Так вы барон или не барон?

— Я же объяснил вам... Я только потомок баронов по матери. Из уважения к её роду и меня в Венгрии все называют бароном.

— Допустим. С какой целью вы намеревались бежать из России?

— С той же целью, с какой пленник бежит из места заключения или ссылки.

— Вы стремились вернуться в ряды конфедератов?

— О нет. Я убедился, что воевать с таким сильным противником, как Россия, бессмысленно. У шляхты нет перспектив победы. Я намеревался добраться до Парижа, поступить на французскую службу и уехать в колонию. Моя склонность к путешествиям...

— У нас нет оснований верить вам.

— Воля ваша.

— На днях вас допросит Николай Иванович Чичерин [26] Чичерин Николай Иванович (?—1782) — обер-комендант киевский, генерал-полицмейстер петербургский в 1764—1777 гг., генерал-аншеф и сенатор. , генерал-полицмейстер. Советую вам быть предельно искренним и откровенным с его высокопревосходительством. Этот человек близок к государыне, и от него во многом зависит решение вашей судьбы.

Генерал-полицмейстер, генерал-аншеф и сенатор Чичерин приехал в крепость в карете в окружении эскорта конных полицейских. Из крепости Николай Иванович намеревался отправиться прямо на приём к государыне, чтобы доложить о скандальном деле с беглецами из Казани. Екатерина, конечно, улыбнётся и скажет не без скрытой желчи: «До каких пор, мой любезный друг, ссыльные будут убегать из-под носа вашей полиции? Не ждала я от вас такого, не ждала».

Чтобы поднять себя в глазах императрицы, Чичерин решил придать заурядному делу политическую окраску. Нити заговора конфедератов тянутся из Польши в Россию, в Санкт-Петербург. Заговор угрожает государыне Екатерине Алексеевне. Не случайно два видных конфедерата — оба в чинах, не мелкие пташки — появляются в столице. Надо выявить их связи, круг знакомств, тайные намерения.

Чичерин появился в доме коменданта при полном генеральском параде, импозантный, весь в орденах. Сказал Беньовскому ласково, участливо:

— Проиграно ваше дело, батенька мой. В политике следует быть реалистом.

Беньовский выжидательно молчал, ещё не зная, куда клонит нарядный генерал.

— Назовите ваши петербургские связи, встречи.

— Встреч почти и не было, если не считать визита к отцу Максимилиану, ксёндзу костёла Святого Станислава.

— Он ваш земляк, соплеменник?

— Нет, кажется, немец из Баварии. Я нуждался в святом причастии, так как давно не посещал костёла. Ещё были неоднократные разговоры с владельцем постоялого двора. Я расспрашивал его про город.

— Как отыскали шхуну «Орания»?

— Бродил по набережной и вдруг увидел судно под голландским флагом.

Беньовский умолчал об аптекаре Вебере, которого не хотел впутывать в своё дело.

— А шкипер-то «Орании» оказался честным голландцем и сообщил нам о ваших намерениях, — с довольной ухмылкой сказал генерал.

— Пусть это будет на его совести.

— Вы, Беньовский, были видной фигурой среди конфедератов, и вы должны многое знать. Есть ли у Красинского сторонники в России? Поддерживает ли он связи с ними? Имеются ли у конфедерации планы распространить заговор и на Россию?

— Затрудняюсь ответить, генерал. Если и есть такие планы, меня в них никто не посвящал. Для поляков я ведь всё-таки оставался чужеземцем, венгром, и поэтому не пользовался их полным доверием. Я был только военным наёмником.

Беньовский сознательно прибеднялся. Генерал-полицмейстер так и не добился желанных показаний, хотя ещё и ещё раз повторял свои вопросы, ставил их в иной форме, в иных формулировках. Приезжал он в крепость ещё дважды. Но и на последующих допросах Беньовский не сообщил ничего нового. Морис повторял, что его, человека по своей натуре деятельного, тяготила казанская ссылка, вынужденное безделье. Власти обращались с ним вполне гуманно, не досаждали мелочным опекунством. Поселили его у милейшего человека, купца Вислогузова. Его, Беньовского, даже мучит совесть оттого, что он не оправдал доверия Степана Силыча, похитив у него документ. Но тоска по свободе взяла своё. И он, после долгих и мучительных раздумий, решился на побег. Пусть не судят строго его сотоварища-шведа. Адольф Винблад, мягкий, легко сговорчивый человек, поддался уговорам. Инициатором побега был он, Морис Август Беньовский. В Санкт-Петербурге у них была единственная цель — отыскать иностранное торговое судно и договориться за хорошую плату с его шкипером. Никаких связей у них в столице нет. Ни о каких планах конфедератов распространить свой заговор на Россию он, Беньовский, ничего и никогда не слышал.

Чичерин выслушал показания Беньовского, повторяя:

— Допустим, допустим...

Похоже, венгр говорил правду. И весь грандиозный план генерал-полицмейстера сделать из заурядного дела беглецов громкую политическую сенсацию и преподнести её на золотом блюде матушке-государыне рушился.

Екатерина выслушала доклад Чичерина и осталась недовольна. Она ждала большего. Она сама желала раздуть дело, чтобы потом припомнить полякам и это. Её давнишний друг сердечный Станислав Понятовский не оправдал надежд русского престола. Он оказался слабым и нерешительным правителем, не способным без русской помощи сладить со своенравной шляхтой. Екатерина конфиденциально обсуждала с графом Никитой Ивановичем Паниным [27] Панин Никита Иванович (1718—1783) — граф, дипломат. Воспитатель Павла I, с 1763 г. — руководитель коллегии иностранных дел. , главой внешнеполитического ведомства, планы раздела Польши. Только бы удалось полюбовно договориться с Австрией и Пруссией.