Лев Демин - Каторжник император. Беньовский

— Жаловался, и не раз.

— Заинтригуйте его вашими планами исследовать юг Камчатки на предмет возможного устройства там земледельческой колонии. На юге полуострова климат помягче. Уверен, что Нилов и поручит вам это исследование.

— А что? Неплохо задумано. Чтобы скрыть приготовления к побегу и облегчить себе свободу действия, нам необходимо оторваться от Большерецка.

После очередного урока с Игнашей Беньовский заговорил с Ниловым. Сперва похвалил способности его сына, легко запоминавшего мудрые латинские афоризмы. Похвала была приятна отцу. Потом Морис перевёл разговор на идею устройства земледельческих поселений в районе реки Лопатки на крайнем юге полуострова.

— Вам-то какая выгода от этого? — спросил его Нилов.

— Лично мне никакой выгоды нет. Хотелось бы послужить людям, приютившим меня. И исследовательской работой заняться. Ведь, прежде чем создавать такие поселения хлебопашцев, надобно облазить весь район.

Нилов был большим тугодумом и никогда не решал ни одного дела сразу. Он размышлял в короткие минуты протрезвления над словами Беньовского несколько дней, а потом сказал ему:

— Поезжайте-ка сами на реку Лопатку. А Игнатию устроим каникулы. Совсем заучился малый, пусть поотдохнёт.

С соизволения начальника области Беньовский вместе с Пановым, Степановым и Винбладом, прихватив с собой двух камчадалов, несколько раз ездили по зимнему пути на оленях в район реки Лопатки. Хотя Морис и не составил ясного представления о пригодности местности к устройству там земледельческой колонии — вся земля была покрыта снежной толщей, — он написал для Нилова пространную докладную записку. В ней он дал описание долины Лопатки, которая, по его мнению, защищена холмами от холодных ветров. К тому же рядом и гавань удобная. Было бы желательно продолжить исследование местности в летние месяцы. Писал Морис свою записку с напускной увлечённостью, чтобы усыпить бдительность Нилова и его помощников.

Во время последней поездки на юг Беньовский и его спутники встретили на обратном пути ссыльного прапорщика Ивашкина. Он ехал на оленях в сопровождении погонщика-камчадала из Верхнекамчатска в Большерецк. На привале у костра разговорились.

— Еду по поручению нашего исправника за покупками, — объяснил Ивашкин.

— И доверяет ваш исправник заговорщику? — с ухмылкой спросил Беньовский.

— А почему бы не доверять? Не впервой езжу. Сбежать некуда. А люди в Верхнем все наперечёт.

— Некуда, говорите, сбежать? А если бы представилась такая возможность?

— Если бы да кабы... Назовите мне такую возможность.

На предложение Беньовского участвовать в побеге Ивашкин ответил вроде бы положительно и стал выпытывать подробности плана побега.

— Вот доживём до лета... — уклончиво ответил Морис.

По прибытии в Большерецк Беньовский продолжал уроки с Игнашей. Нилов, если бывал трезв, читал его докладную записку.

— Прелюбопытно, весьма прелюбопытно, — сказал он в порядке поощрения Морису.

— Виноват, если чересчур пространно изложил свои мысли. Увлёкся. Предвижу, что работа нам на многие годы.

— Это хорошо, коли увлеклись. В увлечении неволя не столь тяжела, — сказал Нилов с сочувствием. — Тут Ивашкин такое говорил про вас. Оговорить пытался. Не поверил я ему. Приказал немедленно возвращаться в Верхнекамчатск.

«Вот оно что!» — с тревогой подумал Беньовский, но расспрашивать Нилова ни о чём не стал, дабы не выдать своего волнения. Ивашкин, видимо, поразмыслил и решил не ввязываться в рискованное предприятие. Более того, он сообщил начальнику края, что среди ссыльных зреет заговор с целью побега. И по всей видимости, главарь заговора этот венгр или поляк.

А дело обстояло следующим образом. Достигнув Большерецка и остановившись у знакомого купца, Ивашкин предался мучительным размышлениям. Мысль о побеге заманчива. Но сулила она неясные, зыбкие перспективы и была сопряжена с опасным риском. От своей теперешней доли бывший прапорщик не то чтобы был в восторге. Но как-то приспособился, притёрся к трудностям камчатской жизни. Десятый год жил с доброй, домовитой камчадалкой, от которой прижил троих ребятишек, ловил рыбу в реке, ставил силки на соболя. Полуграмотный урядник, выслужившийся из казаков, привлекал его в помощь, когда приходилось составлять бумаги, разбирать всякие административные дела и тяжбы с аборигенами, доверял ему всякие поручения, в том числе и поездки в Большерецк за покупками. А как-то намекнул, что исходатайствует у начальства разрешение зачислить бывшего прапорщика Ивашкина за примерное поведение и для пользы дела на государеву службу с установленным жалованьем либо к себе в канцелярию писарем, либо в воинскую команду. Неплохо бы!

«Стоит ли игра свеч? — задал себе вопрос Ивашкин, раздумывая над предложением Беньовского, и ответил убеждённо: — Нет, не стоит. О заговоре он решил тут же сообщить Нилову. Но, к его удивлению, начальник Камчатки выслушал его рассеянно. Проникшийся определённой симпатией к Беньовскому, Нилов не придал большого значения словам Ивашкина. Да и сама мысль о бегстве с Камчатки казалась ему фантастической, нереальной.

Всё же донос Ивашкина не на шутку встревожил Беньовского, решившего проявлять максимальную осторожность. Пользуясь правом свободного передвижения, он вместе с Винбладом или с Батуриным неоднократно посещал Чевакинскую гавань. Предприятие требовало привлечения на свою сторону моряков, необходимо также было присмотреть корабль для захвата.

В устье реки Большой ссыльные обнаружили небольшое повреждённое судёнышко. Команда во главе с приказчиком Чулочниковым производила ремонт. Люди бестолково суетились на палубе, мешая друг другу. Приказчик ругался замысловато. От Чулочникова Беньовский узнал, что судно принадлежит охотскому купцу Холодилову. Ещё прошлым летом купец отправил его для промысла морского зверя на Алеутские острова. У берегов Камчатки судно село на мель и оказалось повреждённым. После больших и продолжительных усилий Чулочников смог довести судно до большерецкого устья, чтобы здесь зазимовать, произвести необходимый ремонт, а с открытием навигации пуститься в дальнейший путь.

— Команда хуже некуда, — пожаловался Беньовскому приказчик. — Набрали всяких случайных людей, не привыкших к морю. Матросы совсем вышли из повиновения. Пришлось пожаловаться большерецкому начальству. Нилов прислал воинскую команду, припугнул смутьянов острогом. Люди приутихли, но затаили злобу. Вижу это по их взглядам.

— Не годится нам эта скорлупа, — сказал Беньовский сопровождавшему его Батурину. — Не дотянет до берегов Японии, а уж длительное плавание и подавно не выдержит. Да и команда — всякий сброд. Мне больше нравится вот этот кораблик.