Лев Демин - Каторжник император. Беньовский

Морис показал на судно более внушительных размеров, вмерзшее в лёд реки несколько в стороне от купеческого судёнышка.

— Это же старый наш знакомый, казённый галиот «Святой Пётр», на котором мы прибыли, — сказал Батурин.

— Его и будем брать. Я узнал, что галиот должен выйти в Охотск в мае или начале июня.

Был февраль семьдесят первого года. Зима стояла суровая, вьюжная, с обильными снегопадами. Сугробы наметало чуть ли не до самых крыш. По утрам солдаты воинской команды разгребали снег, чтобы расчистить вход в канцелярию и в командирский дом. Мороз разрисовал стёкла домов причудливыми узорами. В тайге жалобно стонали деревья.

В один из таких февральских дней Хрущов порадовал Беньовского:

— Склонил на нашу сторону штурмана Чурина.

Штурман командовал галиотом «Святой Пётр», на который нацеливался Морис. Вовлечение в заговор Чурина было неоценимо.

— Как это удалось? — с интересом спросил Беньовский.

— А вот как. Дошли до меня слухи, что Чурин по каким-то причинам боится возвращаться в Охотск. Я подпоил его, чтобы развязать язык. Подвыпив, штурман поведал мне свою нехитрую историю. Ещё во время прежней своей службы на другом корабле под началом капитан-лейтенанта Левашова Чурин проявлял неповиновение командиру, недисциплинированность, за что был отдан под суд. Однако нужда в услугах штурмана была большая, да и моряков не хватало. Начальство и отложило суд до поры до времени. Но в Охотске штурман пустился во все тяжкие, повёл разгульную жизнь, увлёкся карточной игрой, наделал долгов. Расплачиваться с кредиторами ему нечем, угроза суда остаётся. Вот почему Чурин опасается возвращаться в Охотск. Я легко убедил его, что один смелый шаг с его стороны принёс бы избавление от всех неприятностей.

— По всей видимости, этот Чурин дрянь человек. Но для нас он незаменим. Так что поздравляю вас с ценным приобретением.

Привлечение к заговору Чурина окрылило Беньовского и Хрущова, и они стали энергично действовать, расширяя круг заговорщиков. Морис обратил внимание на сына местного священника Уфтюжанинова, Ивана, который иногда заходил к сыну Нилова. Иван был постарше Игнаши года на два-три. Он мечтал поступить матросом на корабль и отправиться в дальние плавания. Но суровый, деспотичный отец и слышать не хотел об этом. Он держал при себе Ивана, заставлял прислуживать в церкви, навалил на него всю чёрную работу по дому, а бывало, давал парню и крепких подзатыльников, если тот чем-то не угодил отцу.

Беньовский вызвал Ивана Уфтюжанинова на откровенный разговор и выслушал его жалобы на житьё-бытьё.

— Считай, Иван, что сам Господь Бог послал меня к тебе, — сказал многозначительно Морис. — Сделаем из тебя доброго моряка и поплывём в знойные заморские страны, где много сокровищ и смуглых красавиц. А для этого ты поможешь нам овладеть судном.

— Но ведь это заговор против государыни. Великий грех, — с испугом сказал сын священника.

— Да, Иван, это заговор. Только не грех это. Государыня вероломно завладела троном, устранив мужа, законного императора. А теперь не допускает к власти сына, Павла Петровича. Я не могу сейчас тебе всего сказать, придёт время — скажу. Знай одно, я, генерал Морис Август Беньовский, облечён высоким доверием цесаревича. Он бы одобрил наши действия.

Слова Беньовского произвели впечатление на недалёкого парня.

Подобным же образом Морис привлёк к заговору канцеляриста Рюмина, тоже Ивана. Бывая в большерецкой канцелярии, Беньовский присматривался к Рюмину, улавливая в его глазах постоянную тоску. При всей своей незлобивости Нилов был взбалмошным и тяжёлым человеком, к тому же постоянно пьяным. Работать с ним, как мог заметить Морис, было нелегко. Давая сумбурные, бестолковые распоряжения, противоречащие одно другому, он легко забывал их и потом ругал канцеляристов, заставляя по нескольку раз переписывать одну и ту же бумагу. А потом оказывалось, что та бумага и вовсе не нужна никому. Однажды, выслушав очередную брань Нилова, канцелярист был особенно подавлен. Встретив Беньовского, Рюмин сказал ему с горечью:

— Убежал бы на край света. Да Камчатка и есть тот край света.

— Бежать надо в жаркие страны.

— Отсюда убежишь!

— Было бы желание.

— Желание-то есть. Да как?

— Заходи, Иван, потолкуем. Тогда и узнаешь как.

Были привлечены к заговору несколько матросов, купеческих служителей, камчадалов.

Возникает закономерный вопрос: как Беньовскому и его главным сообщникам удалось сравнительно легко расширить круг заговорщиков и вовлечь в него простых людей, которые вроде бы не были обижены судьбой и казались далёкими от политики. Главную роль в привлечении людей к заговору играли, как говорят источники, сам Беньовский и Хрущов, который постепенно становился его правой рукой. Они-то и показали себя искусными демагогами и хитрецами. Обратимся к исследователю истории Беньовского В. И. Штейну. Он пишет, что более простодушных людей главари заговора морочили тем, что будто недалеко от Камчатки лежит остров, на котором много золота и им легко нагрузить всё судно. «Мы, — рассказывали искусители, — доберёмся туда после короткого плавания, наполним галиот золотом, а тех, кто не пожелает следовать с нами в Европу, высадим опять на камчатский берег». Людям более развитым внушалось, будто Беньовский и привезённые с ним арестанты страждут невинно из-за великого князя Павла Петровича. Беньовский по секрету показывал единомышленникам зелёный бархатный конверт, будто бы с печатью его высочества, с письмом к императору римскому о намерении Павла вступить в брак с дочерью императора.

Беньовский уверял, будто сослан за тайное посольство, но сумел сохранить у себя драгоценное письмо — залог величайшей к нему доверенности, и должен непременно доставить его по назначению.

Так исследователь, опираясь на источники, описывает действия Беньовского и Хрущова по подготовке заговора. Как мы видим, главари заговора пустили в ход демагогию, хитрость, представляя дело так, что они якобы действуют в интересах обойдённого коварной и властолюбивой матерью цесаревича Павла Петровича.

Круг непосредственных участников заговора или сочувствующих заговору значительно расширился. В Большерецке открыто говорили о том, что ссыльные готовят какое-то дерзкое предприятие. Слухи об этом дошли и до команды купеческого судна, зазимовавшего в устье реки Большой. Команда отрядила выборного и направила его для переговоров к Беньовскому. Выборный сообщил, что команде Чулочникова известно о вербовке ссыльными сторонников, правда, неизвестно, для какой цели. Не может ли оказаться полезным участие моряков в этом предприятии? Визит выборного встревожил Мориса, опасавшегося раскрытия заговора. Поэтому он дал осторожный, уклончивый ответ, который можно было истолковать двояко.