Лев Демин - Каторжник император. Беньовский

— Не разумею, — ответил по-польски Беньов.

Разбойник повторил вопрос по-польски и по-венгерски, не спеша вытаскивая из ножен саблю. Позади раздался цокот копыт и послышались голоса. Отряд Мориса попал в окружение.

— Ты-то кто таков? — спросил Беньов, не теряя самообладания.

— Вольный атаман. Имя не имеет значения. А прозвище моё Жёлудь. Таких, как я, в Карпатах много. Пан небось?

— В этих краях все паны, — уклончиво отвечал Морис Август, желая выиграть время.

— Не скажи. Есть паны, а есть и хлопы горемычные. Видать по одёжке, ты паныч благородных кровей. Слушай меня. Выдашь по доброй воле всё оружие, порох, припасы, отпущу тебя и твоих людей с Богом. Иди своей дорогой.

— Как бы не так, хлоп! — яростно крикнул Беньов, молниеносно выхватывая из-за пояса заряженный пистолет и стреляя в атамана.

Жёлудь дрогнул и выронил саблю, но в седле удержался. Он был ранен, но не смертельно. А Морис зычно скомандовал слугам:

— Сабли наголо, ребятушки! И вперёд, только вперёд! Назад нам дороги нет.

Среди гайдуков произошло замешательство. И это позволило маленькому отряду Беньова с боем пробиться сквозь их кольцо. Рубились слуги Мориса отчаянно. Особенно отличились его телохранители великаны Мирчо и Ион, в прошлом не раз скрещивавшие свои сабли с турецкими. Лихих парней подобрал себе Беньов, с военным опытом, и платил им щедро. А Иону положил особое жалованье. Служивший в прошлом в войске валашского господаря, Ион успешно тренировал других слуг в рубке шашками.

И всё же гайдуки долго преследовали отряд Мориса, не прекращая беспорядочной стрельбы из пистолетов и ружей. Не остановил их и пограничный знак с изображением взъерошенного польского орла. Не обошлось без потерь. Был смертельно ранен Ион. Так и умер от потери крови в седле, вцепившись мёртвой хваткой в гриву коня. Двое слуг отделались лёгкими ранениями. Шальная разбойничья пуля слегка задела плечо Мориса Августа, вырвала клок сукна из его плаща и оставила ожог на теле. Да лишились одного навьюченного припасами коня, потерявшегося в суматохе и, вероятно, ставшего трофеем гайдуков.

Уже стемнело, когда преследование прекратилось и тропа перешла в пологую дорогу, окаймлённую елями. Впереди тускло светились оконца каких-то строений, залаяли псы. У околицы селения отряд был остановлен разъездом польских улан.

— Куда путь держите, Панове? — спросил один из них, как видно старший по чину.

— В Виленское воеводство. Имение там у меня. Я барон Беньовский, по-венгерски Беньов. Слышали небось?

— О да, да, — соврал улан, корнет из мелких шляхтичей. — Фамилия знатная. Это вы стреляли в горах?

— Отбивались от разбойников.

— Их здесь, увы, немало. Заходят и на нашу сторону, грабят панские усадьбы. Держим в Горлице конный эскадрон. Да что он один может сделать? А далековато вам придётся ехать. Через всю страну. В Польше ныне неспокойно.

— Что делать, любезный. Проводил бы ты нас к эскадронному командиру. У меня раненые, нуждаются в помощи. Убитого надо предать земле.

— Рад услужить вашей милости, барон. Следуйте за нами.

«А неплохо быть бароном, — подумал Беньов. — Молодец ты, Морис. Знал, что эти спесивые польские паны поклоняются титулам больше, чем доблестям».

Городка достигли глубокой ночью. На фоне влажного, хмурого неба едва угадывались шпили двух костёлов, черепичные крыши, голые пирамидальные тополя. Эскадронного, квартировавшего в богатом купеческом доме, долго не удавалось добудиться. Наконец он вышел к незваным гостям заспанный, помятый, в стёганом халате, со свечой в руке, разгневанный внезапным вторжением. Но корнет толково доложил ему о встрече с венграми, подвергшимися нападению разбойников в горах.

— Рад вам, барон. Искренне рад! — воскликнул эскадронный. — Перед вами полковник Казимир Збражский. Наш род из Люблинского воеводства. Сочувствую вам, сочувствую. Вы столько пережили.

— Пустое. Мой военный опыт помог мне. Во время Семилетней войны испытывал и не такое...

— О, так вы ветеран войны с пруссаками! Располагайтесь, будьте добры. Мой дом всегда к вашим услугам. Раненых немедля на попечение лекаря! К усопшему позовём ксёндза, отца Бонифация.

— Но, пан Казимир... — остановил его Беньов, или Беньовский — будем теперь его называть так, на польский лад. — Мой Ион валах, схизматик греческой веры. Его собрат по вере и племени Мирно прочитает над ним отходную молитву. И дело с концом. Дайте нам пару солдат выкопать могилу.

— Какой может быть разговор... Корнет, распорядитесь выделить четырёх солдат. А теперь, барон, не угодно ли разделить со мной трапезу и пропустить стаканчик-другой доброй польской сливовицы? Ради такого гостя повторить ужин, право же, не грех. Вы уж не взыщите за мой непрезентабельный вид и скромное жилище. Одичали мы в этой дыре на границе. Иногда в нашу монотонную жизнь вносят оживление погони за разбойными шайками, которые укрываются в Карпатах. Визит благородного гостя поэтому большое и радостное событие для нас.

Пока денщики накрывали на стол и жарили индейку, пан Казимир обрядился в дворянский камзол, предпочтя его форменному военному мундиру. Он знал, что мундир плохо сидит на нём, подчёркивая его тучность. Что греха таить, был эскадронный великим чревоугодником, как, впрочем, и хлебосолом. Но достойные внимания гости наведывались в эти глухие края редко. И поэтому пан Казимир был неописуемо рад неожиданному появлению барона, которого ниспослал ему, казалось, сам Всевышний.

Денщики растопили камин и торжественно внесли индейку на овальном серебряном блюде.

— Прошу, пан барон, к столу, — приветливо пригласил хозяин. — Слуг ваших накормят, я распорядился.

Пышноусый пан Казимир рядом с сухопарым, мускулистым Морисом Августом казался фантастически дородным. Он давно уже не садился в седло, предпочитал передвигаться в коляске. В стычках с разбойничьими шайками карпатских гайдуков эскадронный самолично не участвовал, а посылал на боевые операции подчинённых младших офицеров. Был он словоохотлив и велеречив. Так что застольная беседа в старом купеческом доме свелась, собственно говоря, к пространному монологу полковника.

Пан Казимир сперва пожаловался на тоскливое прозябание на венгерской границе, на отсутствие достойного общества. Ксёндз, домовладелец-купец, подсчитывающий свои злотые, да несколько окрестных захудалых шляхтичей — разве это общество! Сам Бог послал ему такого благородного гостя и приятного собеседника. Барон давно не был в Польше? О, в этой безалаберной стране в последние годы и месяцы много произошло перемен. Барону, конечно, известно, что после смерти короля Августа III [7] ...Август III Фридрих (1696—1763) — король польский и курфюрст саксонский с 1733 г. Время его правления — время политического кризиса в Польше. наступило бескоролевье. Фактическая власть в стране была захвачена горсткой магнатов во главе с могущественными Чарторыскими. Люди эти были прорусской ориентации и поддерживали тесные связи с императрицей Екатериной. Опираясь на русскую военную помощь, Чарторыские возвели на престол своего родственника Станислава Понятовского [8] Чарторыские возвели на престол своего родственника Станислава Понятовского... — Станислав-Август (Понятовский; 1732—1798) — последний польский король, сын мазовецкого воеводы и Констанции Чарторыской. В Польше наиболее влиятельными были два рода, две партии — Потоцких, выступавших за реформы без участия России, и Чарторыских — при содействии России. Победили Чарторыские и при помощи России посадили на трон Станислава Понятовского в 1764 г. После восстания 1794 г. и раздела Польши Станислав-Август по требованию России уехал в Гродно и отрёкся от престола. Умер в Петербурге. . Все говорят, что Станислав, ставленник Екатерины, этой северной Мессалины, в бытность свою послом в Петербурге был её другом сердечным. Король крайне непопулярен среди шляхты. Менее популярного короля, вероятно, не было за всю историю Речи Посполитой. И это скажет вам любой офицер армии его величества.