Лев Демин - Каторжник император. Беньовский

— О, это забавная история. Покидая камчатский берег, я помог укрыться на борту корабля русским ссыльным: Степанову, Хрущову, Батурину, покойному Турчанинову, военнопленному шведу Винбладу. Все они были высланы императрицей Екатериной на Камчатку за разные серьёзные преступления. Поступил я так, руководствуясь чувством христианского милосердия и сострадания. Пожалел несчастных. С тех пор у Степанова вошло в привычку употреблять выражение «ах ты, беглый каторжник». Я не слишком обращал внимание, когда и меня сей Степанов так оскорбительно называл, хотя это он как раз и есть беглый каторжник.

Поверил ли дом Сальданьи Беньовскому? Может быть, и не поверил. Но решил, что будет надёжнее и спокойнее, если принять крутые меры — а вдруг и впрямь люди с корабля вооружатся и начнут грабить город. По приказу губернатора на борт «Святого Петра» была направлена рота солдат колониального гарнизона, и весь экипаж и пассажиры корабля были взяты под стражу и препровождены на берег. Вытаскивали из трюма и из кают даже тяжелобольных. Ослабевшего от продолжительной болезни Батурина солдаты вынесли на руках. Всех развезли по тюрьмам, которых в городе было несколько.

Беньовский не возражал против столь крутых мер. Он лишь упросил дома Сальданьи не направлять в тюрьму Ивана Рюмина с женой Любовью Саввишной. Ивана Морис Август оставил при себе секретарём и рассыльным, а его жену — служанкой. На галиоте, который теперь становился собственностью губернатора и его английского компаньона, хозяйничала португальская команда.

Несколько недель томились узники в тюремных камерах, полуголодные, искусанные кровожадными москитами. Два раза в день тюремщики приносили заключённым по чашке рисовой похлёбки и кружке несвежей воды. Люди страдали от тропической жары, затхлого спёртого воздуха камер, полчищ насекомых. На ночь приходилось укладываться на жёсткую соломенную циновку, брошенную на земляной пол. Других постелей в тюрьме не полагалось.

Перед губернатором Сальданьи вставал вопрос — а что дальше делать с заключёнными? Их содержание в тюрьме требовало какого-то минимального рациона питания, достаточного для того, чтобы они не умерли от голода. Но даже и такой скудный рацион ложился бременем на колониальный бюджет. Можно было ожидать массовой эпидемии и смертности среди русских узников. Не лучше ли поскорее избавиться от Беньовского и всей его команды, подтолкнув Мориса Августа к примирению с его бывшим экипажем?

Когда дом Сальданьи оказывался в затруднительном положении, он всегда прибегал к помощи епископа Мителополиса, своего духовника, наставника и советчика. Епископ, ещё не старый, пышущий здоровьем человек, был влиятельнейшим лицом в Макао. Он всегда являлся по первому зову губернатора, облачённый в подпоясанную широким кожаным ремнём белоснежную сутану.

— Что стряслось, сын мой? — спросил он, перебирая чётки из слоновой кости.

— Нуждаюсь в вашем мудром совете, отец мой. Как поступить с этими бездельниками?

— Вы имеете в виду русских узников?

— Именно.

— Христос учил нас милосердию и всепрощению. Пусть этот де Бенёв примирится со своими людьми, а те дадут ему клятвенную подписку о своей покорности. И дело с концом.

— Вот и я так думаю.

— Разумно мыслите, по-христиански. В наших интересах поскорее выпроводить всю эту компанию за пределы колонии. Де Бенёв католик?

— Истинный католик. По рождению он венгр.

— Предоставьте его мне.

Епископ Мителополис имел с Беньовским продолжительную беседу, и не одну. Сперва сделал ему внушение. Почему барон забывает о своих христианских обязанностях, не посещает храма Божьего, не принимает святого причастия? Служитель церкви подавил Мориса Августа своей богословской эрудицией, приводя массу изречений из Священного Писания в защиту милосердия и всепрощения. Его недруги и так уже подверглись серьёзным нравственным и физическим испытаниям, их мятежный дух поколеблен. Почему бы ему, барону, первому не протянуть недругам руку примирения, например, обратиться к ним с письменным воззванием, спокойным и доброжелательным по тону?

Морис Август согласился с доводами епископа. Строптивые его сообщники получили своё, тюрьма стала для них хорошим уроком. Большинство членов экипажа, изнурённых тюремной обстановкой, морально сломлены. Теперь можно и протянуть руку примирения.

По совету епископа Беньовский написал увещевательное письмо, воздержавшись от брани и каких-либо резких выражений. «Я сим письмом напоминаю вам: образумьтесь, — писал он, — не давайте себя в обман людям, которых лукавство нам уже известно. Последнее есть, что я вам пишу. Если вы меня искренне любить и почитать будете, то вам клянусь перед Богом, что моя горячность к вам ежедневно доказана будет...»

Письмо было тщательно каллиграфически переписано во многих экземплярах Рюминым. Он же и посетил всех узников и вручил им письма. И здесь Беньовский оставался верен себе. Начинал он послание с перечисления всех своих пышных вымышленных титулов: «Барон Морис Август Аладар де Бенёв, его императорского величества обрист и его высочества принца Альберта Саксен-Тешенского действительный камергер и советник, его же высочайшего кабинета директор». Следует обратить внимание, что этот набор титулов расходится с теми, которыми Беньовский подписывал своё камчатское послание в Сенат. Никакого герцогства или княжества Саксен-Тешенского никогда не существовало, стало быть, фигура принца Альберта вымышлена, плод фантазии Мориса Августа. Сочиняя себе пышные титулы, Беньовский преследовал одну цель — предстать в глазах своих людей фигурой значительной, высокопоставленной, недосягаемой.

Вслед за первым письмом Беньовский обращается к узникам со вторым, более дружественным по тону.

«Любезные дети!

Вы знаете, что я усердно старался всегда для вашего удовольствия и что я до последнего определил вас защищать, а для вашего благополучия все старания приложить, в том вы уверены быть можете.

Правда есть, что с немалым оскорблением слушал я ваше роптание и противление против меня, но как я теперь уже уведомлен, что вы обмануты лестию и ложным обо мне предсказанием, и так я вас более не виню и дело сие понимать не хочу.

Имейте усердие ко мне! Я буду с Божиею помощью вам защитою, никакого оскорбления вам не будет. Пища и одежда вам будет честная, и ежели Бог, Всевышний владыка, нас в Европу принесёт, то я вам обещаюсь, что вы вольные будете и со всяким удовольствием, хотя во весь век вам, содержания что писавша рукою своею подтвердил».

Эти два письма помогли Морису Августу примириться с экипажем. Стремление вырваться из тюремного застенка, покончить с физическими и нравственными страданиями вынудило людей давать подписки о своей покорности Беньовскому. Единственным, кто решительно отказался давать такую подписку, оказался Степанов. Он заявил, что предпочитает заключение или даже смерть в тюремной камере покорности бывшему каторжнику и беглому преступнику.