Вальтер Скотт - Том 1. Уэверли

к людям, наделен феноменальной памятью и музыкальным слухом.

Но вот во дворе послышался стук копыт и голос Дэви, который пел, обращаясь к двум большим серым гончим:

— Скажите, мисс Брэдуордин, — спросил Уэверли,— принадлежат ли стихи, которые он поет, к старинной шотландской поэзии?

— Не думаю, — ответила она. — У этого несчастного был брат, и небо, как бы для того, чтобы вознаградить семью за умственную недостаточность Дэви, одарило этого брата способностями, которые у него в деревушке считались необычайными. Его дядя нашел средства, чтобы подготовить его к принятию сана священника шотландской церкви, но он не мог нигде добиться места, так как происходил из наших поместий. Вернулся он из колледжа отчаявшийся и с разбитым сердцем и стал понемногу хиреть. Мой отец поддерживал его до дня его смерти, а умер он, не дожив и до девятнадцати лет. Он чудесно играл на флейте, и говорили, что у него прекрасные способности к поэзии. Он любил и жалел своего брата, который всюду следовал за ним как тень, и от него-то Дэви, наверно, и почерпнул много отрывков как песен, так и музыки, не похожих на здешние. Но если спросить его, от кого он перенял тот или иной отрывок, он либо дико и продолжительно хохочет, либо начинает плакать и жаловаться; но я никогда не слышала, чтобы он давал кому-либо какие-либо объяснения или упомянул имя брата, с тех пор как тот умер.

— Однако ж, — сказал Уэверли, которого легко было заинтересовать любым рассказом, лишь бы в нем был привкус романтики, — если его хорошенько расспросить, возможно удалось бы узнать от него и побольше?

— Очень может быть, — ответила Роза, — но отец не разрешает никому тревожить его чувства по этому поводу.

К этому времени барон с помощью Сондерсона надел на себя пару ботфорт весьма значительных размеров и пригласил нашего героя последовать за ним, а сам зашагал по обширной лестнице, постукивая ручкой своего массивного хлыста по каждой балясине и напевая с видом охотника времен Людовика XIV:

Барон Брэдуордин, верхом на резвой и хорошо выезженной лошади в боевом седле с низко свисавшими чехлами под цвет его одежды, был недурным представителем старины. Его костюм составляли светлый расшитый кафтан, великолепный камзол с галунами и бригадирский парик, увенчанный небольшой треуголкой с золотым аграмантом. За ним на хороших лошадях следовали двое слуг, вооруженных пистолетами в кобурах.

Так ехал он на своем иноходце по холмам и долинам, вызывая восхищение всех крестьянских дворов, мимо которых лежал их путь, пока «внизу, в зеленой долине», кавалькада не встретила Дэвида Геллатли с двумя очень высокими гончими, натасканными на оленью охоту. Дэви предводительствовал еще доброй полдюжиной дворняжек и примерно таким же количеством босоногих вихрастых мальчишек, которые, чтобы добиться несказанной чести присутствовать на охоте, подмазались к нему льстивым обращением «мистер Геллатли» (они произносили мэйстер), хотя все они, вероятно, завидев его, улюлюкали, когда он был еще дурачком Дэви. Но это ухаживание за лицом, занимающим известное положение, — вещь достаточно обычная, и она не ограничивается босоногими жителями Тулли-Веолана. Так было шестьдесят лет назад, так обстоит теперь и так будет через шестьдесят лет, если это великолепное сочетание безумия и подлости, именуемое миром, будет еще существовать.

Эти мокроножки, [71] Босоногий гайлэндский парень называется gillie-wet-foot. Gillie — вообще значит слуга или служитель. (Прим. автора.) как их называли, предназначались для того, чтобы поднять дичь, причем они выполняли эту задачу с таким успехом, что после получасовых поисков косуля была выслежена, загнана и убита. Барон, следовавший сзади на своем белом коне, подобно графу Перси (*) ** Граф Перси — персонаж из исторических хроник Шекспира. былых времен, собственноручно изволил ободрать и выпотрошить животное своим couteau de chasse [72] Охотничьим ножом (франц.). (что, как он заметил, французские chasseurs [73] Охотники (франц.). называют faire la curee). [74] Отдавать кожу и внутренности убитого животного собакам (франц.). Домой после этой церемонии они возвращались уже кружным путем, по дороге, открывавшей замечательный вид на далекие дома и селения, причем мистер Брэдуордин с каждым из них связывал какой-нибудь исторический или генеалогический анекдот. Эти рассказы, из-за отпечатка предрассудков и педантизма, свойственного всем речам барона, получались очень странными, но часто заслуживали уважения, поскольку в них проявлялись и благородство и здравый смысл, и были если не ценны, то, во всяком случае, любопытны с фактической стороны.

Собственно говоря, прогулка потому так понравилась обоим джентльменам, что они находили удовольствие во взаимном общении, хотя характеры их и образ мыслей были во многих отношениях совершенно непохожи. Эдуард, как мы уже сообщали читателям, отличался горячим сердцем, был необуздан и романтичен в мыслях и литературных вкусах и питал большую склонность к поэзии. Мистер Брэдуордин представлял собой в этом отношении прямую противоположность и мечтал пройти по жизни той же твердой, несгибаемой и стоически суровой поступью, которой отличались его вечерние прогулки по террасе Тулли-Веолана, где в течение долгих часов, точно древний Хардиканут, (*) ** Хардиканут (1019—1042) — датский и английский король Канут II (правил в Англии в годы 1040—1042); образ его встречается в старинных балладах.

Что касается литературы, то он, разумеется, знал классических поэтов, читал «Эпиталаму» Джорджа Бьюкенена и — по воскресеньям — «Псалмы» Артура Джонстона, (*) ** Джонстон Артур (1587—1641) — автор стихотворного перевода псалмов на латинский язык. далее «Deliciae Poetarum Scotorum», [75] «Услады шотландских поэтов» (лат.). произведения сэра Дэвида Линдсея, «Бруса» Барбура, «Уоллеса» Слепого Гарри, (*) ** Линдсей Дэвид (1490—1555) — шотландский поэт, последователь Чосера. Барбур (ум. в 1395 г.) — древнейший шотландский поэт, автор поэмы «Брус», воспевавшей подвиги шотландского национального героя Роберта Бруса. Слепой Гарри — средневековый шотландский поэт. Его поэма «Уоллес» (ок. 1460) воспевает подвиги шотландского национального героя Уильяма Уоллеса. «Благородного пастуха» и «Вишню и сливу». Но, уделяя часть своего времени музам, он, несомненно, предпочел бы, если говорить правду, чтобы заключавшиеся в этих сочинениях набожные или мудрые изречения, равно как и исторические рассказы, были изложены обыкновенной прозой. И он иногда не мог удержаться и не выразить презрения к «пустому и бесполезному занятию стихоплетством», в котором, по его словам, единственным в свое время отличившимся был парикмахер Аллан Рэмзи. [76] Барону следовало бы, конечно, помнить, что веселый Аллан был кровно — не в силу профессионального кровопускания — связан с домом благородного графа, о котором он говорит: Он древнего происхожденья, Он — честь моя и украшенье! (Прим. автора) ...единственным в свое время отличившимся был парикмахер Аллан Рэмзи... — Шотландский поэт. Рэмзи идеализировал в своем творчестве изгнанных Стюартов. (Прим. А. Левинтон)