Марк Юдалевич - Голубая дама

Я похолодела. Теперь уже совершенно ясно, куда клонит этот холеный придворный чиновник.

А гость продолжал:

— И какие женщины! Княгиня Трубецкая — урожденная Лаваль. Я имел честь бывать в доме ее отца на Английской набережной. Там собиралась не только вся знать, весь дипломатический корпус, но удостаивали посещением и члены царской фамилии. Граф Лаваль несметно богат. Пол в его особняке сооружен из мрамора, на который ступал Нерон.

Муж весь напрягся, щеки его сделались свекольного цвета. Видимо, он так же, как и я, ожидал, что бергмейстер вот-вот назовет Наташу Фонвизину. Но гость вспомнил Волконскую, Муравьеву, француженку Полину Гебль — невесту Анненкова, а о Фонвизиной — ни слова.

Растерянно, сбившись на фальцет, генерал выдавил:

— Безумные женщины.

— И вы, наверное, слышали, — продолжал гость, — скачут сломя голову. Госпожа Муравьева из Москвы в Иркутск прибыла за семнадцать суток. Княгиня Волконская, увидев мужа в тюрьме, бросилась перед ним на колени, поцеловала его кандалы.

— Быть может, в том и есть любовь безграничная, — вырвалось у меня помимо моей воли.

Муж бросил ледяной взгляд.

— О какой любви можно говорить касательно преступников России, поднявших руку на своего государя венценосного? Это все показное, все демонстративное.

Голос генерала окреп:

— Кстати, известно ли тебе, как сказано о них в высочайшем манифесте? Столь благородно и трогательно, — обратился муж к нашему гостю, — что у меня даже отложилось в памяти: «Не в свойствах и не в нравах русских был сей умысел, составленный горсткой извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную, но в десять лет злонамеренных усилий не проник и не мог проникнуть далее. Сердце России для него было и всегда будет неприступно».

— Патриотично и возвышенно! — восхитился бергмейстер.

И беседа коснулась благородной личности государя, его нескончаемых забот и попечений. Мужчины почти в экстазе, а мне — о ужас! — так и хочется спросить, как же столь благородный человек мстит не только восставшим против него, но даже их женам и детям?

Вот уже пятый день Николай Артемьевич с петербуржцем в командировке. Я и сегодня в неведении, — с особым значением говорил бергмейстер о людях 14 декабря или лишь потому, что люди эти в однообразной и пустой жизни нашей у всех на устах?

Думаю, мужу в поездке удастся это прояснить. Но зато узнала другое — столичный гость оказался не бескорыстным комплиментщиком, сделал все ж таки поползновение соблазнить меня и, выбрав удобный момент, на коленях в любви объяснялся.

Дала ему отпор, однако с возможной мягкостью.

А мы с Авроркой скачем верхом по окрестным полям, катаемся на лодке. Учу Аврорку грести. Прогуливаюсь по саду с медведем, музицирую.

Сколько происшествий! Конь мой ни с того ни с сего стал засекать, медвежонок сжевал Авроркину новенькую шляпку. Я заказала мастерам запасные весла.

Только все это пустоты не заполняет. И бывает порой так невесело, и прапорщик, отбывший на Кавказ, снится, с ним все было бы не так!

Господи! Зачем я об этом думаю? Ведь я с Николаем Артемьевичем счастлива. К чему же думать о том, кого нет…

И Аврорка, смешно даже, сетует на скуку. Заинтриговал ее неудачливый полузлодей, о коем она знает с моих слов. Девица огорчена — медлит он перед ее очами предстать и тем будоражит воображение.

Этой персоной тоже несколько встревожился Николай Артемьевич. Тогда за обедом бергмейстер предложил ему весьма неудобное — взять на заводскую службу одного господина в качестве лекаря, ибо он имеет медицинское образование, или учителя, поскольку он знает многие иностранные языки. Господин, изволите ли видеть, имеет намерение пересидеть здесь, покамест в столице позабудут об его неслыханной проделке. Потешник этот измыслил составить гороскоп некоего фельдфебеля. И по расположению звезд предрек, что фельдфебель бессмысленной муштрой приведет своих солдат в крайнее возмущение, будет ими нещадно бит и в развязке этой конфузии разжалован в рядовые.

Гороскоп и сам по себе изрядно крамольного свойства. Но это еще не все. Подлинная суть его в том, что расположение планет отвечает часу рождения августейшего государя-императора.

И Николай Артемьевич должен приютить в здешних местах такого крамольщика — тот выехал за бергмейстером вслед и вот-вот будет. Это, как выразился бергмейстер, просьбица самого Михаилы Михайловича Сперанского.

Именно не просьба, просьбица, что намекает на ее малость и для генерала совершенную легкость исполнения. Тем более Сперанский считает, что полузлодей отнюдь не закоснел в своих убеждениях, а просто не ведает, что творит. Однако Николай Артемьевич в сильное замешательство приведен, говорит, что просьбица эта тягостней иной просьбы, и, как я замечаю, этого тоже сильно побаивается.

«А ежели кто дерзнет донести его величеству? Глаз сейчас и за генералами есть! Да поставят это в одну шеренгу с твоей перепиской. Не схоронишься тогда и за широкой спиной Сперанского. Да и так ли широка спина его? Конечно, Михал Михалыч из губернаторов в сановники прыгнул, близко к трону обретается, большую политику вершит. Шутка в деле, манифест составлял о вступлении государя на престол. Рылеева и прочих бунтовщиков судил. Сейчас, поговаривают, законы воедино сводит.

Но не секрет, каковы они, извороты судьбы, случаются. Взять, к примеру, предбывшего губернатора Федора Ивановича Саймонова. Любимцем был Петра Великого, говорят, жизнь ему спас в морском походе. Да и при Анне ходил кригс-комиссаром. А по делу Волынского угодил в Охотск. В солеварнях, на каторге, Федькой-варнаком звался — сам в лохмотьях, тело в расчесах. А из Федьки-то-варнака снова в генералы, да в Тобольск, в губернаторское кресло. А потом, говорят, опять чуть в ссылку не угадал. Вот и Сперанский Михал Михалыч! Кто он есть? Семинарист, клопами воняющий! Высоко летает, да уж садился, в государственных изменниках хаживал. Законы сводит! Так ведь и законы тоже не раз пытались сводить! При матушке-Екатерине цельная депутатская комиссия складывалась. Какие вельможи там подвизались — Бибиков, Вяземский, Шувалов! Медаль, относящуюся к сему, выбили: «Блаженство каждого и всех». А что из того произошло, только что многим комиссионникам опала. Так и Михал Михалыч, угадает вот к нам вослед за теми же, кого судить изволил. И ничего мудреного нет, ибо подобные-то совершители весьма редкостно добром оканчивают. Видывал я могилки ихние, холмики глиняные, видывал в вояже по Сибири-земле. И в Березове, и в Тобольске, и в иных местностях возле рудников и соляных варниц. С высоким-то умом гниют в безвестности».